Михаил Юдин Опубликовано 4 апреля, 2021 #1 Жалоба Поделиться Опубликовано 4 апреля, 2021 (изменено) Эта статья приурочена к 92 - летию со дня рождения замечательного писателя Чернышёва Вадима Борисовича. Она состоит из воспоминаний Вячеслава Крылова - друга писателя и предисловия издателя Георгия Пряхина к последней книге автора «Записные книжки» ... По дороге с охоты Вадим Борисович Чернышев любил декламировать стихи. Пожалуй, самым его любимым было стихотворение Бунина, заканчивающееся такими грустными словами: Час настанет - Господь сына блудного спросит: Был ли счастлив ты в жизни земной?.. И забуду я все только вспомню вот эти Полевые пути меж колосьев и трав. И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленам припав... Помню, прочтя эти строки, Вадим Борисович долго молчал, а потом тихо сказал: "Да, в жизни было много всякого - и хорошего, и плохо, а кроме охоты и вспомнить нечего..." (В. Крылов. Отрывок из книги "Дыхание утра"). В России ещё есть, несмотря на все объективные и субъективные обстоятельства, большие писатели. И даже, слава богу, ещё встречаются большие и при этом - неизвестные. Что означает: у русской литературы и у её читателя есть будущее, ибо неизвестные в конце концов все равно станут известны, пусть хотя бы узкому кругу самых благодарных и понимающих читателей. С одним из больших и пока ещё практически неизвестных вы сегодня и познакомитесь. Чернышёв Вадим Борисович. Запомните: фамилия через исключительно русское "ё", а не через космополитическое "о". Ему 89 лет - не сильно известные бывают и в таких летах. Поверьте на слово мне, не столько даже как издателю, а как очень профессиональному читателю: мало кто в России пишет сейчас по-русски лучше, чем он. Мало кто пишет на т а к о м - объемном, многозначном, прекрасно артикулированном - русском. Не хотите поверить на слово - проверьте с л о в о м. Его, Чернышёвским, - просто откройте наугад любую страницу этой записной книжки. Да, эта книга - именно записная книжка, вернее, многолетние записные книжки, перевоплощённые в полиграфическом исполнении. Именно потому что это записные книжки, причём многие записи сделаны как раз в самые страдные, страдательные "наши лета", в них много публицистики - не вгрызайтесь в них, здесь сиюминутное, зачастую запальчивое и спорное, - всмотритесь в абзацы, посвящённые, скажем, ледоходу на Неве в пятидесятых, ночёвкам в лесу, сердечным друзьям писателя, как в человеческом облике, так и четвероногим, для которых "друг-хозяин" находит не менее "человеческие", нежные и даже щемящие слова. Я давно не читал ничего более искреннего, выстраданного и страстного о вере. В последнее время русские всё больше возвращаются в неё, как в спасительную младенческую плаценту. Для автора же книги, о которой идёт речь, православная вера, впитанная с молоком матери, не столько опора, сколько высшая и самая строгая духовная субстанция. Кто из нас послабее, в том числе и автор вот этих строк, ищут Бога - человеческого адвоката, сильные духом же взыскуют Судию. Вера и Совесть! У Чернышёва мужественные, нелукавые, открытые отношения с ними - прочитайте последние записи в книге: лично у меня мурашки бегут. Русский язык у него не архаичный, не искусственный, в чём, скажем, попрекали Ремизова. Ясный, исполненный свежести и воздуха, но вместе с тем лишённый бесполой красивости. Тот случай, когда стремление к предельной точности само по себе неожиданно приводит к поразительной, тоже мужественной, красоте. Скорее бунинский, в стародавней приверженности которому с юношеских лет признаётся автор. "Снег пахнет грозой" - эта потрясающая метафора встречается и у Бунина, и у Чернышёва. Значит, так оно и есть - грозой! Старые слова у Чернышёва естественны, а некоторая их "новизна" - звучания - обусловлена тем, что они полузабыты нами в сегодняшнем "укороченном", усечённом косноязычии. Слова точны и незатёрты ещё и потому, что многие из них (это же з а п и с н а я книжка) - об охоте, главном, всепоглощающем жизненном увлечении и даже в известном смысле жизненном поводыре автора. Охота же "самой жгучей, самой кровной связью", пуповиною связана с матушкой-природой. Отсюда и природная свежесть, первозданность слов и терминов её обихода. К тому же она не терпит приблизительности, требует предельной меткости, в том числе и в определениях. Записи охватывают почти семьдесят лет. Целая человеческая жизнь, сюжет которой всегда, увы, драматичен и даже трагичен. Столько свечек - на ветру - оставляет она на своём счастливом и крестном пути! Книга, которую, подводя итоги, печатает Вадим Чернышёв, это и книга судеб. Одна за одной встают они из этих, как правило, полночных, наедине с самим собой, заметок. Алла, Алёна... Уехавшая когда-то за суженым из Москвы, из высокочтимых аудиторий МГУ, на Камчатку. Делившая с мужем и кров, и отсутствие крова. Проникшаяся с годами его любовью - если и не к охоте, то к Природе. Поддержавшая, в отличие от многих и многих в такой ситуации жён, его крутой поворот от кораблестроения, от комфортного и высокооплачиваемого кабинета аж в самом министерстве, к бесхлебным литературным в о л ь н ы м хлебам. А на склоне лет, сама почти ослепшая, ходившая за ним, да и за нами, его гостями и друзьями, за всё равно хлебосольным таки столом, как ходят матери за малым своим... Ушла из жизни. Но трогательная свечка, оставленная в записках, будет ещё долго светить, надеюсь, не только Вадиму Борисовичу Чернышёву. Он действительно похож на Тургенева ("Записки охотника"!). С характерным профилем, красиво посаженной головой, офицерской статью, с седой лёгкой гривою и аккуратной жемчужной бородой. Тургенев, Бунин, Пришвин, Волков - действительно его предшественники. А Учитель всё-таки один - Соколов-Микитов. Так получилось, что он пригрел юного студента Ленинградского кораблестроительного в далёких послевоенных, и эта мужская дружба с годами только крепла. По многолетним записным книжкам рассыпаны её удивительные благодарные подробности, детали жизни и быта, изломов судьбы, подлесок мыслей и острых сентенций этого, ещё одного, не очень избалованного славой, застенчивого богатыря русской прозы. Неназойливый учитель и главный поводырь. Правда, жизнь так повернула, что уже в семидесятых в практическом смысле роли поменялись. И физическим поводырём ослепшего - тоже ослепшего - Учителя стал в определённой мере его благодарный и памятливый ученик. Он остаётся им и сейчас: именно Вадим Чернышёв при самом горячем содействии внука И.С. Соколова-Микитова, Александра Соколова - ныне ректора знаменитой консерватории, готовил к печати великолепные современные издания Ивана Сергеевича. Лучшее из которых и называется весьма знаково: "Возвращение". Да, теперь уже ученик вводит в современный, пусть и драматически сузившийся, круг чтения незаслуженно подзабытого Учителя, русского классика. Читаю не первую его книгу. Сожалею, что не встретил его в юности (познакомились на Смоленщине, в деревянном Доме-музее Соколова-Микитова, что в глубинной лесной деревеньке с удивительно русским названием П о л д н е в о, но уже в конце девяностых)... В юности я работал в "Комсомолке", он же печатался в "Юном натуралисте", предпочитая тогда не публицистику, а всё же негромкую, малую, в смысле детскую, но уже л и т е р а т у р у. Да, читаю не первую его книгу. Но такого проникновенно-искреннего и даже беспощадного - в первую очередь к самому себе - я его встречаю впервые. Эти записные книжки, помимо прочего, - лабиринт порою очень мучительных мыслей и поисков, их жизнеописание, опыт и счастья, и страдания. Мне кажется, он будет поучителен и для многих из нас. Записанные для себя и даже п р о с е б я, зарубки эти сегодня выходят на люди, обретают полный голос - так пробивается из-под земли живительный ключ. Начинал писать предисловие, а заканчиваю - послесловием. Вадима Борисовича не стало. Большой писатель и большой - при этом невероятно скромный - человек ушёл. Когда в последние годы я спрашивал у него про здоровье, он коротко отвечал: "На ногах". Он и ушёл на своих ногах, ни дня никого не обременив. Уже выписали из реанимации в общую палату, но из о б щ е й, спокойно, он и ушёл. Если вспомнить его кораблестроительное прошлое - о т о ш ё л. Как беззвучно отходят в полуденном мареве большие и красивые военные суда. За несколько дней до смерти он занёс мне рассказ, который мы печатаем в завершение его "Записных книжек". Сказал: "Посмотрите, такого я ещё не писал. Это совсем не про охоту, на которую я уже ходить не могу: глаз не тот, да и ноги подводят". Рассказ действительно не про охоту - исключительно про жизнь. Даже не очень видимую. Но глаз, как и р у к а, мастера и в самом деле не подвел. Останься писатель жив, можно было бы сказать, что с этого рассказа начинается новый этап его незаурядного творчества. Но, увы, это уже не этап, а - п р е о б р а ж е н и е. Мне кажется, рассказ вполне уместен в этой памятной книге. "Записные книжки" Вадима Чернышёва. Да живёт во всех нас исконное наше, природное наше русское слово. Без которого не бывать и русской душе. Уверен: это имя, этот ключ - Вадим Чернышёв - ещё действительно пробьётся в народную душу. Изменено 4 апреля, 2021 пользователем Михаил Юдин 1 3 Михаил Юдин Цитата Ссылка на сообщение Поделиться на другие сайты Поделиться
Поляк Опубликовано 4 апреля, 2021 #2 Жалоба Поделиться Опубликовано 4 апреля, 2021 (изменено) Да, Вадим Борисович был величиной. Писал отменно! Если в журнале был его материал, то журнал я начинал читать именно с него. Изменено 4 апреля, 2021 пользователем Поляк Поляк Цитата Ссылка на сообщение Поделиться на другие сайты Поделиться
vdpatrol Опубликовано 4 апреля, 2021 #3 Жалоба Поделиться Опубликовано 4 апреля, 2021 Повезло в этой жизни дружить с Вадимом Борисовичем. Редкой души человек, правильный принципиальный и душевный. vdpatrol Цитата Ссылка на сообщение Поделиться на другие сайты Поделиться
Николай Хандожко Опубликовано 4 апреля, 2021 #4 Жалоба Поделиться Опубликовано 4 апреля, 2021 "А мой кумир - един. Максимилиан Львиноголовый"... Вызывает уважение человек, не обладающий возможностями Волошина, но создавший нечто похожее. Обязательно прочитаю... Николай Хандожко Цитата Ссылка на сообщение Поделиться на другие сайты Поделиться
cjwdghoutseu Опубликовано 27 апреля, 2021 #5 Жалоба Поделиться Опубликовано 27 апреля, 2021 В 04.04.2021 в 18:55, Михаил Юдин сказал: Эта статья приурочена к 92 - летию со дня рождения замечательного писателя Чернышёва Вадима Борисовича. Она состоит из воспоминаний Вячеслава Крылова - друга писателя и предисловия издателя Георгия Пряхина к последней книге автора «Записные книжки» ... По дороге с охоты Вадим Борисович Чернышев любил декламировать стихи. Пожалуй, самым его любимым было стихотворение Бунина, заканчивающееся такими грустными словами: Час настанет - Господь сына блудного спросит: Был ли счастлив ты в жизни земной?.. И забуду я все только вспомню вот эти Полевые пути меж колосьев и трав. И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленам припав... Помню, прочтя эти строки, Вадим Борисович долго молчал, а потом тихо сказал: "Да, в жизни было много всякого - и хорошего, и плохо, а кроме охоты и вспомнить нечего..." (В. Крылов. Отрывок из книги "Дыхание утра"). В России ещё есть, несмотря на все объективные и субъективные обстоятельства, большие писатели. И даже, слава богу, ещё встречаются большие и при этом - неизвестные. Что означает: у русской литературы и у её читателя есть будущее, ибо неизвестные в конце концов все равно станут известны, пусть хотя бы узкому кругу самых благодарных и понимающих читателей. С одним из больших и пока ещё практически неизвестных вы сегодня и познакомитесь. Чернышёв Вадим Борисович. Запомните: фамилия через исключительно русское "ё", а не через космополитическое "о". Ему 89 лет - не сильно известные бывают и в таких летах. Поверьте на слово мне, не столько даже как издателю, а как очень профессиональному читателю: мало кто в России пишет сейчас по-русски лучше, чем он. Мало кто пишет на т а к о м - объемном, многозначном, прекрасно артикулированном - русском. Не хотите поверить на слово - проверьте с л о в о м. Его, Чернышёвским, - просто откройте наугад любую страницу этой записной книжки. Да, эта книга - именно записная книжка, вернее, многолетние записные книжки, перевоплощённые в полиграфическом исполнении. Именно потому что это записные книжки, причём многие записи сделаны как раз в самые страдные, страдательные "наши лета", в них много публицистики - не вгрызайтесь в них, здесь сиюминутное, зачастую запальчивое и спорное, - всмотритесь в абзацы, посвящённые, скажем, ледоходу на Неве в пятидесятых, ночёвкам в лесу, сердечным друзьям писателя, как в человеческом облике, так и четвероногим, для которых "друг-хозяин" находит не менее "человеческие", нежные и даже щемящие слова. Я давно не читал ничего более искреннего, выстраданного и страстного о вере. В последнее время русские всё больше возвращаются в неё, как в спасительную младенческую плаценту. Для автора же книги, о которой идёт речь, православная вера, впитанная с молоком матери, не столько опора, сколько высшая и самая строгая духовная субстанция. Кто из нас послабее, в том числе и автор вот этих строк, ищут Бога - человеческого адвоката, сильные духом же взыскуют Судию. Вера и Совесть! У Чернышёва мужественные, нелукавые, открытые отношения с ними - прочитайте последние записи в книге: лично у меня мурашки бегут. Русский язык у него не архаичный, не искусственный, в чём, скажем, попрекали Ремизова. Ясный, исполненный свежести и воздуха, но вместе с тем лишённый бесполой красивости. Тот случай, когда стремление к предельной точности само по себе неожиданно приводит к поразительной, тоже мужественной, красоте. Скорее бунинский, в стародавней приверженности которому с юношеских лет признаётся автор. "Снег пахнет грозой" - эта потрясающая метафора встречается и у Бунина, и у Чернышёва. Значит, так оно и есть - грозой! Старые слова у Чернышёва естественны, а некоторая их "новизна" - звучания - обусловлена тем, что они полузабыты нами в сегодняшнем "укороченном", усечённом косноязычии. Слова точны и незатёрты ещё и потому, что многие из них (это же з а п и с н а я книжка) - об охоте, главном, всепоглощающем жизненном увлечении и даже в известном смысле жизненном поводыре автора. Охота же "самой жгучей, самой кровной связью", пуповиною связана с матушкой-природой. Отсюда и природная свежесть, первозданность слов и терминов её обихода. К тому же она не терпит приблизительности, требует предельной меткости, в том числе и в определениях. Записи охватывают почти семьдесят лет. Целая человеческая жизнь, сюжет которой всегда, увы, драматичен и даже трагичен. Столько свечек - на ветру - оставляет она на своём счастливом и крестном пути! Книга, которую, подводя итоги, печатает Вадим Чернышёв, это и книга судеб. Одна за одной встают они из этих, как правило, полночных, наедине с самим собой, заметок. Алла, Алёна... Уехавшая когда-то за суженым из Москвы, из высокочтимых аудиторий МГУ, на Камчатку. Делившая с мужем и кров, и отсутствие крова. Проникшаяся с годами его любовью - если и не к охоте, то к Природе. Поддержавшая, в отличие от многих и многих в такой ситуации жён, его крутой поворот от кораблестроения, от комфортного и высокооплачиваемого кабинета аж в самом министерстве, к бесхлебным литературным в о л ь н ы м хлебам. А на склоне лет, сама почти ослепшая, ходившая за ним, да и за нами, его гостями и друзьями, за всё равно хлебосольным таки столом, как ходят матери за малым своим... Ушла из жизни. Но трогательная свечка, оставленная в записках, будет ещё долго светить, надеюсь, не только Вадиму Борисовичу Чернышёву. Он действительно похож на Тургенева ("Записки охотника"!). С характерным профилем, красиво посаженной головой, офицерской статью, с седой лёгкой гривою и аккуратной жемчужной бородой. Тургенев, Бунин, Пришвин, Волков - действительно его предшественники. А Учитель всё-таки один - Соколов-Микитов. Так получилось, что он пригрел юного студента Ленинградского кораблестроительного в далёких послевоенных, и эта мужская дружба с годами только крепла. По многолетним записным книжкам рассыпаны её удивительные благодарные подробности, детали жизни и быта, изломов судьбы, подлесок мыслей и острых сентенций этого, ещё одного, не очень избалованного славой, застенчивого богатыря русской прозы. Неназойливый учитель и главный поводырь. Правда, жизнь так повернула, что уже в семидесятых в практическом смысле роли поменялись. И физическим поводырём ослепшего - тоже ослепшего - Учителя стал в определённой мере его благодарный и памятливый ученик. Он остаётся им и сейчас: именно Вадим Чернышёв при самом горячем содействии внука И.С. Соколова-Микитова, Александра Соколова - ныне ректора знаменитой консерватории путаны для римминга:, готовил к печати великолепные современные издания Ивана Сергеевича. Лучшее из которых и называется весьма знаково: "Возвращение". Да, теперь уже ученик вводит в современный, пусть и драматически сузившийся, круг чтения незаслуженно подзабытого Учителя, русского классика. Читаю не первую его книгу. Сожалею, что не встретил его в юности (познакомились на Смоленщине, в деревянном Доме-музее Соколова-Микитова, что в глубинной лесной деревеньке с удивительно русским названием П о л д н е в о, но уже в конце девяностых)... В юности я работал в "Комсомолке", он же печатался в "Юном натуралисте", предпочитая тогда не публицистику, а всё же негромкую, малую, в смысле детскую, но уже л и т е р а т у р у. Да, читаю не первую его книгу. Но такого проникновенно-искреннего и даже беспощадного - в первую очередь к самому себе - я его встречаю впервые. Эти записные книжки, помимо прочего, - лабиринт порою очень мучительных мыслей и поисков, их жизнеописание, опыт и счастья, и страдания. Мне кажется, он будет поучителен и для многих из нас. Записанные для себя и даже п р о с е б я, зарубки эти сегодня выходят на люди, обретают полный голос - так пробивается из-под земли живительный ключ. Начинал писать предисловие, а заканчиваю - послесловием. Вадима Борисовича не стало. Большой писатель и большой - при этом невероятно скромный - человек ушёл. Когда в последние годы я спрашивал у него про здоровье, он коротко отвечал: "На ногах". Он и ушёл на своих ногах, ни дня никого не обременив. Уже выписали из реанимации в общую палату, но из о б щ е й, спокойно, он и ушёл. Если вспомнить его кораблестроительное прошлое - о т о ш ё л. Как беззвучно отходят в полуденном мареве большие и красивые военные суда. За несколько дней до смерти он занёс мне рассказ, который мы печатаем в завершение его "Записных книжек". Сказал: "Посмотрите, такого я ещё не писал. Это совсем не про охоту, на которую я уже ходить не могу: глаз не тот, да и ноги подводят". Рассказ действительно не про охоту - исключительно про жизнь. Даже не очень видимую. Но глаз, как и р у к а, мастера и в самом деле не подвел. Останься писатель жив, можно было бы сказать, что с этого рассказа начинается новый этап его незаурядного творчества. Но, увы, это уже не этап, а - п р е о б р а ж е н и е. Мне кажется, рассказ вполне уместен в этой памятной книге. "Записные книжки" Вадима Чернышёва. Да живёт во всех нас исконное наше, природное наше русское слово. Без которого не бывать и русской душе. Уверен: это имя, этот ключ - Вадим Чернышёв - ещё действительно пробьётся в народную душу. Слышал о таком человеке, наконец-то удалось нормально почитать про него, спасибо за статью! cjwdghoutseu Цитата Ссылка на сообщение Поделиться на другие сайты Поделиться
Рекомендуемые сообщения
Присоединяйтесь к обсуждению
Вы можете написать сейчас и зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, авторизуйтесь, чтобы опубликовать от имени своего аккаунта.