Перейти к содержанию

Избушка на краю земли


Барклай
 Поделиться

Рекомендуемые сообщения

 Это не придуманная повесть о том, как создаются для вас, охотников, сами охотничьи хозяйства по всей стране. Вернее, как это делалось раньше, теперь уж не знаю. Но мне повезло принять участие в этом процессе.  Сюжетом для них послужили полевые заметки на полях дневника. Иногда просто комичный случай не имеющий отношения к работе, или незаурядная личность. Но все это легло крохотными пометками в полевой блокнот, где записывались данные учетов зверя и птицы, состояние местности, растительности и многого другого в работе инженера- охотоведа пректной экспедиции ГЛАВОХОТЫ РСФСР при составлении паспорта будущего охотничьего хозяйства. Год проведенный на краю  земли русской оставил  значительные изменения в моей дальнейшей судьбе. Все события, люди и имена подлинные. Рассказы увязаны в общую тему повествования.

   Часть первая. На Дальний Восток.

Путешественниками не становятся, ими рождаются. Со школы меня тянули далекие поездки в неизведанные и дикие места, где я представлял себя великим охотником с длинным ружьем в руках и в кожаной куртке с патронтажем на поясе. Этакий Зверобой из рассказов  Купера. Желание было на столько сильным, что в седьмом классе мы со школьным другом убежали из дома и прихватив отцовскую байдарку отправились покорять Австралию. Но были схвачены милиционерами на шлюзах Волго-Донского канала и отправлены обратно домой под родительский ремень. Годы шли, я отслужил в армии и закончив училище получил специальность охотоведа-биолога. Работал в разных районах страны, пока меня не пригласили в проектную экспедицию Главохоты. Тут открывались безграничные возможности поездок и командировок связанных с охотой и путешествиями.

  За тяжелой белой дверью с табличкой ЦПИЭ Главохоты всегда пахло табаком, книгами и пропахшими от дыма куртками. В кабинетах сидели охотоведы-полевики прошедшие многие тысячи километров по нашей огромной стране и трудились над отчетами и картами новых промысловых и спортивных охотничьих хозяйств, чьи угодья они изучали почти год. Так в одиночку или вдвоем  проводили долгие месяцы в тайге и пустыне, в горах и арктических тундрах за сбором нужной информации о численности животных, состояние растительного покрова и климата, гидрографии, административного отношения и много другого для создания новой единицы государственного предприятия. Когда то и я первый раз толкнул эту дверь в мир великих путешествий. Молодых и энергичных специалистов тут ждали с нетерпением. Ведь почтенным работникам очень не хотелось уезжать далеко и надолго от теплого дома. Поэтому для меня распахивались двери в мечту. Она не заставила себя долго ждать. Уже 1990 году я был направлен на Северные Курилы для проведения работ по организации охотничье-производственного участка. Это был подарок судьбы. Далекие и таинственные острова снились мне еще в мальчишеских снах, и тут я получаю направление именно туда. Жарким июльским днем я ступил на летное поле аэродрома города Южно-Сахалинска. Влажный приморский ветер трепал полы штормовки и доносил сильный запах моря, клубники и керосина. Прибыв в управление  охотничьего хозяйства начал оформлять нужные пропуска, документы на посещение погранзон, запросы, требования и много всякой бумажной волокиты которой казалось не будет конца. Все карты и материалы прежних землеустроительных работ пришлось искать в важном институте Дальгипрозем. Просидев в архивах этого НИИ я обнаружил, что последний раз такие работы вел тут сам В.К. Арсеньев известный ученый и исследователь Дальнего Востока и Сихоте-Алиня.  После него никто там никаких изысканий не проводил. Я попросил снять копии с его описаний флоры и фауны  для сравнительных характеристик,  и вылетел в Петропавловск -Камчатский. Потом маленьким самолетом Л-410 на остров Шумшу, порт Байково. Размещаться предстояло  в райцентре пос. Северо -Курильск . Он имел 7 000 жителей, магазины, исполком, ресторан-столовую "Алаид", больницу, подсобное хоз-во и баню. Пограничники не пускали туда  никаких инородных  переселенцев  и жизнь была прекрасна! В мою задачу входило натурное обследование 25 островов района до пролива Буссоль (о Матуа). Описать растительный и животный мир, климат, гидрографию, вулканическую деятельность и провести учет обитающих животных, включая морского зверя. Понятно, что одному человеку не под силу сделать такой объем работы за год. Поэтому начальство  приняло решение делать выводы на основании трех обследованных островов Шумшу, Парамушир и Онекотан. Остальные не обитаемы для граждан, кроме Матуа. Там расположена метеостанция и застава дальнего гарнизона.

Удачно поселившись на постой к одному охотнику, я быстро закупаю продуктов на выделенные мне продовольственные талоны, спешу поскорее выйти навстречу своей сбывшейся мечте. Отобрав нужные карты, уложив в рюкзак лапшу, много папирос и кинопленки, 3 сентября в 6 утра при страшном ливне я вышел к перевалу Наседкина (1110м) на Охотский берег острова. Из оружия была берданка  20 калибра и маленькая ракетница против медведей, бинокль для натурных наблюдений и большой полевой дневник.

Подъёмная тропа сильно петляла обходя участки кедрового стланника и курумники. С каждым часом намокающий рюкзак становился тяжелее, но вот уже появился туман облаков и дождь заметно стих. В этом "молоке" чувствовал себя героем мультика про ежика. Забравшись выше туч я увидел изумительную картину. Из бесконечных облаков торчали пики гор хранивших снега в узких кулуарах и ослепительный свет солнца. Ветра не было и поэтому от меня шел обильный пар. Раздевшись до трусов начал сушиться и закурил долгожданную папиросу. В этот момент из за поворота тропы вышли два человека и уставились на меня с неподдельным интересом. Оказались ходоки за икрой на реку Бурная. Сказали что только сумасшедший может отправится  на перевал в одиночку. Тут много медведей и других опасностей которых я не местный не знаю. Каково же было их удивление, когда я сказал что иду вокруг острова и делаю описание травок, остается только догадываться. Они быстро попрощались и исчезли в тумане, я продолжал сохнуть.
Погода на островах меняется постоянно. Вот уже потянуло холодом с Охотского моря и облака исчезли бесследно открыв предо мною бескрайнее море в белую крапинку волн. Спускаться оказалось сложнее чем идти вверх и я немного растянул ногу на камне. Но тут начали попадаться крепкие белые грибы, жимолость и стайки тундряных куропаток. Как ни тяжел рюкзак, но отказать себе в свежей лапшичке с грибами я не смог. Но спуск мне предстоял долгий и нужно было торопиться успеть к ночи на побережье. Там по разговорам с охотниками должна быть избушка.
В инструкциях к полевым работам для  инженера-охотоведа  входит пункт запрещающих находиться в длительных выходах одному. Я обязан был взять проводника по острову. Но никакими каврижками  и деньгами  привлечь  местных охотников к путешествию на другой конец острова  не удавалось. Ключевое слово "Вулкан Фусса" действовало на всех как синоним преисподней. Мне ничего не оставалось, как пойти одному.
Совершенно  вымотанный тяжелым переходом ввалился в низкое перекошенное строение, больно ударившись лбом об косяк. Немного ошибившись в направлении спуска с хребта залез в такие дебри  стланников, что потерял много времени и сил в поисках лучшего пути. Но вот он желанный приют.  Разбитое стекло низкого оконца, прогоревший бок ржавой печки и короткие нары у стены. Именно в таких ситуациях особенно остро ощущаешь радость крыши над головой. 
Растопил печку хламом дров валяющихся на каменистом берегу моря. Бревна, корни, доски вымытые и выветренные годами до бела, как кости огромных рыб торчали из камней, а  высыхающие  морские  водоросли источали удушающий запах йода и соли. Грохот валов прибоя и шум ветра заглушали все звуки. Высокие травы и осоки которыми покрыты склоны сопок бились и извивались от ровного сильного ветра.
Куропатки с грибами давно уже сварились и запах от этого ужина  распространился на всю округу. Но я  настолько пропотел и устал, что только купание могло придать мне прежнюю бодрость. Раздевшись подошел к реке в ледяной воде которой стеной стояла умирающая рыба.  Купаться в реке расхотелось, пришлось повернуть на галечный пляж Охотки. Выждав момент отката волны побежал за уходящим, шипящим валом чтобы обратно приехать на нем к берегу. Лучше б я этого не делал. Меня с головой поглотила ледяная волна вперемешку с мелкой галькой и миллиардом рачков гамарусов. Всю бессонную ночь я доставал из всех  частей тела щебень и морских блох.
Лапша аппетитно манила торчащей косточкой куропчьей лапки. Спирт развел сочившейся со скалы водой. Никакой усталости. Умиротворение от пройденного пути и душистая папироска на ночь. При свечке заполняю блокнот и закладываю неизвестную травку в планшете. Сильный выброс адреналина не дал заснуть до самого утра. Тем не менее к 10 часам я проснулся совершенно отдохнувший и начал паковать рюкзак.

От реки Бурная до заставы на южной оконечности острова ходу дней пять если идти не спеша и заниматься исследовательской работой.  Мне предстояло провести описание  растений и животных пользуясь определителем видов. Многие из них приходилось засушивать в полевой "гербарной папке" - блакноте. Тщательно измерять четкие отпечатки медвежьих лап на песке и заносить данные в столбчатые таблицы учета. С такими заботами мое продвижение вперед сильно тормозилось и к концу недели удалось приблизится к цели лишь на половину. Высокие горные хребты Карпинского и Шелехова манили белизной снежников  вершин. Их высоты превышали 1000 метров над уровнем моря и поэтому снег не таял прохладным приморским летом. Если вы путешествуя по горной стране смотрите карту с пометками высот, то понимаете их с учетом места своего нахождения. Тут же все проще. Если указано 1357 метров - стало быть ты их получишь все сполна отходя от уреза воды.
Не было ни одного дня чтобы не дул ветер. Вот и тогда, проснувшись в сыром гроте у потухающего огня, я думал куда положить лишнее снаряжение чтобы сберечь его от медведя и дождей пока я буду подниматься наверх. Но тут пошел дождь. Он налетел внезапно и так же внезапно закончился окончательно потушив угли и окропив кинокамеру. За то в нише скалы я увидел место куда не долетели капли. Туда я пристроил пластиковую бочку, коих полно на прибрежной полосе, с лапшой и пленками. Намотал портянки и тронулся в гору навстречу манящим скалам.
Морские террасы как ступени лестницы меняют растительный покров. Возле самой воды произрастают осоки, мята, чуть выше высокотравные и духмяные альпийские луга с ирисами желтого и голубого цвета. Еще выше начинается граница кедровых стланников. Это непроходимые дебри переплетенных между собой крепких смолистых ветвей и корней толщиной в руку человека. На поверхности этих чертог ровный ковер хвои и миллионов мелких шишек. Пограничный вездеход ГТС залезая на "крышу" таких стланников беспомощно тарахтит гусеницами в воздухе и не может ни съехать, ни проломать под собой ветки. Настолько крепки эти сплетения растений. За то медведь передвигается внутри этого лабиринта достаточно проворно, прокладывая себе тропы с гор к побережью, куда он регулярно спускается в поисках туш погибших китов и морского зверя. Этими тропами охотно пользовался и я поднимаясь к границе высокогорных тундр и гольцов. В разрывах полей стланников обильно растет Курильский лабазник, называемый здесь шеломанником. Это высокое  травянистое растение с крепким стеблем и редкой метелкой желтых цветов выше человеческого роста. Пробираясь в его зарослях ощущаешь себя диковинным, мокрым насекомым.
Однако подняться к намеченной цели оказалось сосем не просто. Вот уже видна граница верхней зоны растительности за которой кроме камней, мха и снега нет ничего  кроме облаков. Но тут я  влез в  шиповниковые заросли. Эта чертова преграда, наверное специально посаженая здесь японцами,  как противопехотное заграждение, оказалась совершенно  непреодолимой. Крупные плоды еще не поспели, но я набрал немного для поддержания тонуса, в плодах содержится много  витамина С. Пришлось спускаться в бок и идти траверсой вдоль курума до кромки снега. Заметно похолодало к тому же,  я сильно промок и вспотел. Близился вечер а ночевать здесь на границе снегов без палатки и дров совсем не хотелось. Обязательную программу работ на сегодня я выполнил, и пора было подумать об удобствах отдыха. Пока я раздумывал где лучше устроится, седловину накрыл плотный  туман. Да такой, что не было видно даже кончиков пальцев. Только сейчас я понял в какую ситуацию  попал. Где то справа был крутой обрыв а слева долгий пологий спуск по каменнику к спасительному распадку . Но идти в таком молоке не зная куда - верная гибель. Я сел и закурил. Папироска отмокла и не тянулась. Мысли искали выхода из создавшегося положения. Я гнал от себя сознание того, что меня здесь найти невозможно даже с собаками. И матушка никогда не узнает каков был мой печальный конец. Так просидев пол часа я начал замерзать. Определить  где находится спуск было совершенно невозможно. Туман и ночь поглотили все звуки и блики. Я кинул в него со злости камень и громко послал ко все чертям. Камень упал недалеко и гулко прокатился пару метров. Кинул еще. Потом еще и понял, что можно идти на отзвук падающего камня. Там нет обрыва, там пологий спуск .
Зубы отбивали дрожь, камни высекали звуки, я проклиная себя тащился по ломаным камням куда то вниз. Судьба смиловалась на до мной и скоро я укололся об ветки проклятого шиповника. Как я был ему рад, хоть и ломал сапогами сухие стволы колючей проволоки. Огонь вспыхнул не сразу и поддерживать его было делом не легким, но каким приятным казался крохотный костерок в этом матовом мире. Под утро подул ветерок и туман исчез как кошмарный сон. Далеко внизу я увидел море в бликах рождающейся зари. Скорей, скорее вниз к кедрачам, там много сухих, смолистых ветвей и хвойная крыша над головой. Усталость брала свое. Руки оказались сильно порезаны и расцарапаны  от шиповника. В пальцах застряли сломанные занозы. Но сильнее всего хотелось пить и спать.  Какое счастье, что в небольшой ямке в скале удалось найти пару кружек дождевой воды. Как мало нужно человеку для счастья!

Далекие острова всегда в дымке тумана

large_88.jpg.515fa32bc7c81926c567e32d8435942a.jpg

 Вид на городок Северо-Курилск с высоты ближайших сопок.

large_89.jpg.fb864bbeaeb64f8158c69009f25b393e.jpg

Вершина перевала Наседкина выше облаков. Там всегда солнце .

large.h-7190.jpg.2178114b4df494942aba68e1ab7787c1.jpg

Первые куропатки в пути. Остатки японского блиндажа.

large_91.jpg.54ac7e0b50bd39367d906fbc48c9109a.jpg

 

 

  • Спасибо 2
  • Круто! 1
  • + 1 2
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

2.  Немного истории.

Еще при Александре1 Россия передала Японцам все Курильские о-ва в обмен на Сахалин, который и потеряла потом в результате Русско-Японской войны 1904 года. По 1945 год острова принадлежали Японцам. Готовясь  к войне с СССР они потрудились на славу и создали мощнейший оборонительный рубеж на границе с Камчаткой. Авиационные капониры, взлетная полоса которая не замерзала зимой и по сей день на ней не растет трава удивляет. Гаубичная батарея на высокогорном плато Бэнжоу свободно простреливает главный город, пролив и подходы к нему. Как, не имея бульдозеров, мощных ветолетов или лебедок они затаскивали орудийные стволы и лафеты на склоны, куда трудно карабкаться пешему человеку непонятно! На о. Шумшу, чья площадь составляет 36Х18км к тому времени было 120 км шоссейных дорог между батареями и аэродромами. Еще тогда Страна Восходящего солнца понимала, что цивилизация и медведи вещи не совместимые! Поэтому всячески уничтожала медведей на о. Шумшу годами. Чудовищный пресс на расселение медведя с Камчатки ощутим и поныне. Летчики часто видят медведей плывущих с материка на острова. Там несколько десятков километров при сильном боковом течении. Иногда проливы весной забиваются льдами создавая нерукотворный мост для медведя и лисицы. Так сегодня приплывший таким образом медведь едва ступив на берег Шумшу бежит на другой его конец и скорее переплывает на Парамушир, видимо помня судьбу своих предков сотни которых были уничтожены тут японцами. Огромный природный береговой вал служил естественной плотиной отделяющей большое озеро Биттоби (о.Шумшу) от моря. Там еще сохранилась взорваная плотина превращавшая его в аэродром водного базирования. Каждый распадок имеет огневую точку в самом выгодном месте обстрела. Это бетонное "осиное гнездо" умело прикрепленное к сопке. Во многих еще остались цепи с забитым в скалу костылем. К ним приковывали пулеметчика- смертника. Сотни троп до сих пор поднимаются с побережья в горы и кончаются в зарослях шеломанника и стланников. Провода связи, мостки, траншеи и блиндажи идут по всему периметру каждого острова на сотни километров не прерываясь. Оползни породы временами обнажают углы бетонных стен вмурованных в горы. Что там не знает никто.
После освобождения Курил (2 сентября 1945г), когда корабли и самолеты камчатки бомбили и обстреливали главный форт о. Парамушир, там не осталось ничего живого. Сошедший туда десант моряков обнаружил единственную горящую эл. лампочку в домике. Она горела 4 дня и потухла сама. До сих пор никто не знает где эта электростанция? Провода уходят в скалу залитую бетоном. Только в 50х годах случайно нашли японский лазарет с мумиями на койках.
Строилось все руками военно-пленных китайцев и корейцев. Сюда свозили сотни тысяч  людей для каторжных работ. Потом их обессиливших топили баржами в проливе. Когда летишь на вертолете вдоль побережья, все дно имеет темные оттенки камня. Там в основном вулканический туф и базальт. Но только во втором проливе разделяющим Шумшу и Парамушир дно светлое от костей и поныне. Сначала я не мог понять почему когда плывешь из города на Шумшу (там же находится аэропорт), каждый вельбот или плашкоут сопровождают касатки. Они проплывают очень близко от борта и внимательно смотрят на тебя большим неприятным глазом. Потом мне объяснили местные старожилы, что до сих пор ждут очередную баржу с китайцами. Видимо их прикормили достаточно хорошо и на много поколений вперед. Стоять у края борта расхотелось.
Глядя на мощь оборонительных укреплений, их стратегически грамотное размещение, я думаю если б не атомная бомбардировка Японии с Курилами пришлось бы повоевать долго и тяжело. Насколько грамотно продуманно каждое сооружение. Мальчишки часто откапывают из озорства ящики с боеголовками к снарядам и взрывают их в костре за портом. Меня предупреждали,  если в той стороне идет дым ходить туда нельзя. Я держал в руках эти ящики. В них стружка и консервные банки в солидоле. Открываешь ее легко а там красивая острая головка к снаряду уложенная на стружку. Друг показывал отлично сохранивщуюся  Арисаку. Длинная никелированная пуля примерно 6 миллиметров и вместо пороха некоторые патроны были наполнены газом. Как  мне потом объяснили, они не давали пламени при выстреле ночью. Наши Мосинские патроны выплевывали огонь метра на два обнаруживая место стрелка. Выстрел из него сухой и тихий. Может газ выдохся?
На дальнем конце Парамушира в бухте Крашенинникова я нашел старое поселение где делали фаянсовые чашечки и посуду. Остовы печей для обжига, изогнутые рельсы узкоколейки и фундамент большого строения вроде склада. Так же множество больших стеклянных бутылок из под пива и мелкие обломки голубой японской миниатюры. Почти всю прибрежную полосу где жили люди засыпал туфом при извержении вулкан Чикурачки. Так была погребена не военная цивилизация японцев. Через год я вернусь туда снова, но уже в роли проводника для трех почтенных старцев с Хокадате решивших посетить места своего детства перед уходом в иной мир. Я не понимал что они принесли в коробочках и о чем долго молчали глядя на угол фундамента из огромных валунов. Меня отвел в сторону кореец Кима говоривший по - русски. Он был у них переводчиком и дипломатом. Слишком много жизней унесли жестокие войны за эти по ныне дикие острова. Старцы долго стояли и молчали наклонив головы. Наверное это были выжившие солдаты последней японской армии времен Карафуто вернувшиеся в далекие годы войны.

  • Спасибо 1
  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

3. День Рождения.

Отъевшись на заставе борщом из концентрата и макаронами по- флотски, наконец то почувствовал избыточную сытость за последние несколько дней долгого пути. Гречка и рис очень полезные и калорийные крупы, но если их есть каждый день неделями, можно заработать дистрофию . На горбушу я уже смотреть не мог, а из котелка малосольной икры съедал только пяток ложек. А тут такая возможность откормиться на гарнизонной кухне. Командный состав пограничников очень приветливые ребята. Их можно понять. Кроме солдат и своих жен никого не видят годами. А тех кто прилетает из комендатуры на проверку видеть и не желают. Затерянный гарнизон на стыке мирового океана. Гражданские тут практически не появляются .
Было 21 августа. Завтра у меня День рождения и к этому моменту специально берег фляжку спирта которую тащил в рюкзаке пять дней.
- Жень, - обращаюсь не по уставу к командиру части, которому в то время было от силы 28 лет.
- У меня завтра именины. Давай хлопнем по стопке разведенного?
- Мне нельзя. Я заступаю на охрану границы.
- Тогда дай мне свободного от несения службы человека. Ведь не могу же я сам пить за свое здоровье! А поболтать с кем? Вон твой старшина-прапорщик, у него на лбу штамп стоит, что он не против…
- Я ему в расположении этого делать запретил раз и навсегда. Падкий он на это дело. Пей сам.
Да ситуация вырисовывалась грустная. И люди уже кругом наши русские и выпить не с кем. Вечером командирова жена испекла для меня пирог со свежей жимолостью и я был приглашен к ним в гости. Женя открыл бутылку коньяка, сказал что то очень приятное в мой адрес и жена, совсем еще молоденькая девчонка, захлопала в ладоши . Мы выпили из маленьких хрустальных наперстков ароматный коньяк и закусили шоколадом «Гвардейский». Женя ушел пожелав нам приятного вечера. Прапорщик с тоской смотрел на целую бутылку коньяка, жена играла на аккордеоне, дочка собирала на полу пирамиду из кубиков. Я понемногу угощался. Прапорщик ерзал на стуле, но больше первой рюмки не выпил. Кремень!
На утро мне предстояло совершить переход на океанский берег острова через пологий и невысокий перевал. Не так давно мощное извержение вулкана Чикурачки засыпало туфом огромную площадь острова. Под этим многометровым слоем пепла и легкого туфа похожего на мелкие шарики керамзита, покоилась некогда живописная долина реки. Вулкан выпарил реку, сжег травы и кустарники, превратив душистое разнотравье в безжизненную пустыню вокруг себя. Сам он гордо возвышался над округой, словно надменно смотрел на свою работу с высоты 1800 метров. В воронке его вершины лежало белое облако а на северном склоне кулуара остатки зимнего снега . Вид сурового портье во фраке и с белым воротничком. Пришел Женя и сказал, что он давно не был в той стороне вверенной территории и охотно подвезет меня немного в попутном направлении на гусеничном вездеходе ГТС. В подтверждении его слов за углом казармы взревел мотор. Механик в зеленой фуражке закончил осмотр техники и укладывал огромные ключи в железный ящик на борту танкетки. Мы поздоровались и я полез в открытый кузов передвинув кинокамеру на грудь. Машина резко дернулась и полезла в высокотравье ломая ветки стлаников и громыхая широкими гусеницами. Шеломанники скрывали ее почти целиком и мне открывался красивый вид для наблюдения и съемки. Через полчаса чудовищной тряски вездеход остановился на краю засыпанной шлаком долины. Командир достал свой планшет с картой и мы сверили направление моего дальнейшего движения к востоку.
- Ну, Николай, с Днем рождения тебя! – сказал Женя и извлек из недр вездехода трех литровую банку красной икры. Мне стало не по себе при мысли сутки тащить эту гирю, но я улыбался и благодарил его за оказанную помощь от себя лично и в моем лице от имени экспедиции Главохоты. Я щелкнул затвором фото камеры и командир на боевом коне покатил к склону сопки. Я аккуратно опустил подарок и сел покурить. День выдался солнечный и жаркий. До истоков реки Тухарки, вдоль русла которой мне предстояло идти было три километра. Загрузив икру в рюкзак, поднялся и бодро зашагал по раскаленному шлаку наверх. Картина вокруг поражала воображение. Безжизненный  выжженный пейзаж уходил далеко вперед. Из сыпучего туфа цвета шоколада торчали словно кости выбеленные ветром и временем ветки стлаников. Марсианская пустыня наяву. Хотелось пить и ноги в резиновых сапогах горели от жары. Не было видно следов зверей и молчали птицы. Только ветер толкал меня в грудь и свистел в кончик ружейного ствола как в дьявольскую дудку. Поднявшись наверх этой пологой долины увидел далеко впереди синий океан и зеленую полоску растительности. Там текла река. В этом месте из небольшой ямки пробивалась вода. Бурые пленки и тина на дне не вызывали желания ее пить. Запах тухлых яиц и серы стоял везде. Но во рту давно все пересохло и я решил, что именно здесь мне необходимо отметить свое 29 летие. Достал проклятую банку икры, фляжку спирта, пограничную буханку хлеба и ложку. Спирт не хотел литься в кружку с теплой и вонючей влагой, но у меня не было выбора.
- Здорово Вулкан! – крикнул я обращаясь к грозному повелителю острова. – Я шел к тебе, чтобы отпраздновать свой праздник . Но ты уж больно угрюм и молчалив. Ну здрав будь! Теплый спирт разведенный серной водой проглотил  с трудом. Крупная рассыпчатая икра на куске свежего белого хлеба хорошая закуска даже здесь. Съев еще пару ложек и покурив, отметил на карте границу растительности и поспешил дальше удивляясь увиденному. Банка с икрой осталась стоять пограничным столбом посреди этой пустыни. Она и сейчас наверное там. Никто в тех краях не ходит. «… штурмовать далеко море посылает нас страна…» - бурчал я себе под ноги изнывая от жажды и солнца. Скоро стали попадаться мелкие растения и солянки. Запахло морем. Мелкая и горячая вода Тухарки струилась меж бурых галечных плесов. То разливаясь на многие рукава, то стекаясь в одно русло она бежала вниз к побережью неся свои безжизненные ржавые воды в Тихий океан. Рыба в нее не заходила и пить такую воду не хотелось. Наконец появился первый приток слева. Чистый и холодный он манил своей прохладой и диким луком по берегам. Жадно напившись подумал о продолжении банкета. Когда еще так отдохнешь? 
Изрядно отхлебнув из фляжки почувствовал прилив сил и радости за хороший день. Что легко прошел водораздел, и что жизнь проживается не зря. Тут налетели два куличка и начали быстро тыкать тонкими клювами в берег ручья. Это были бекасы. Мне тут же захотелось лапшички. Я подстрелил обоих мелкой дробью когда они сошлись вместе. Ощипывая мелкие перышки с восторгом смотрел на их залитые жиром тушки и облизывался в предвкушении ужина. На заставе уже знали о моем появлении. Женя сообщил им по рации. Тем не менее мой приход стал неожиданным.
На вышке обращенной в сторону моря дозорный что то выпиливал надфилем на дембель и насвистывал мелодию. Я же вышел им в тыл. Пройдя мимо вышки с часовым к курилке казармы , снял рюкзак и сапоги. Распаренные от длительной ходьбы  бледные ноги хотели прохлады. Закурил папироску и расслабился на скамейке. Спустя четверть часа мелодия на вышке сменилась на тихую песенку про любимую. Выбежал дневальный и заорал в сторону дизельной: - Макаров к командиру. Бегом! Вызываемый долго не появлялся и тут на пороге показался старшина в образе прапорщика с красной повязкой на рукаве. Начищенные до блеска яловые сапоги аккуратно сморщены на лодыжке в ровные квадраты, фуражка на бровях и руки в карманах.
-Ма….. – начал было он кричать, но тут увидел меня и поперхнулся. Я подошел к нему босыми ногами улыбнулся и протянул руку. – Привет!
- Наряд! – заорал в другом тоне поручик и тут же словно черти из коробочки появились двое автоматчиков боевого охранения. Они взяли мою берданку , рюкзак и велели следовать за ними. Я шлепал голыми ступнями по свежее –вымытым доскам пола казармы. Пахло шинелями и дешевым гуталином. Меня привели к командиру. Капитан старше меня молча рассматривал мои документы, печать на командировочных, удостоверение инженера-охотоведа из Москвы и пропуск в погран зону. 
- Все в порядке. – сказал он протягивая мне бумаги. – С какой целью прибыли в расположение и почему вас обнаружили случайно? Капитан сощурился и как то недобро посмотрел мне в глаза. Не зная как ответить я сказал, что минут десять сидел и курил у входа разминая запревшие ноги. Где то в казарме слышался мат прапорщика и писклявые всхлипы часового снятого с вышки.
На следующее утро вся застава была на учениях. Солдаты занимались строевой подготовкой, физкультурой и преодолением полосы препятствий в полной выкладке. С перерывом на обед до самого вечера. Мне было жаль защитников. Чувство своей вины не покидало весь день. К концу дня был назначен банный день. Труба кочегарки пыхтела черным дымом разгорающихся покрышек политых соляркой. Я ужинал вместе с солдатами и рассказывал про остров. Чай затянулся. После бани мы продолжили вечер в кругу офицеров и свободных от службы солдат. Утром мне предстояло выдвинуться в обратный путь к Северо-Курильску по восточному побережью. Я заснул сном праведника на чистой постели с подушкой и одеялом. Какой дурак придумал подъем!

Путь по отливной полосе легок, но бывают места что не пройти и в такой отлив.

large.h-705.jpg.4327ef7783668e6bcadc58b11b372e6c.jpg

 Бухта Крошенниникова. Вид с плато.

large.h-706.jpg.c8a4207c89871ebebf7a99c1b74377d5.jpg

 Вулкан Чикурачки в своей безжизненной красе.

large.h-707.jpg.c8b2d2ad51558ecfa7eb0626cd74a8c2.jpg

 Конец пояса растительности. Выше уже горные тундры. Желтые метелки это шеломанники.

large.h-711.jpg.0e698243d1b1f6fa61b6f6e49a8c5d68.jpg

  • Спасибо 1
  • Круто! 2
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Очень интересно. Жду продолжения.

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

4. К вулкану Фусса.

Уже сентябрь, а пограничный вертолет на юг острова  Парамушир никак не мог поняться в небо из за плохой погоды. Постоянные циклоны прошивали "забор" Курильских островов то с океана, то с Охотки. Мы с местным охотником Володей Скворцовым хотели посетить далекую бухту Крошенинникова и исследовать состояние колонии каланов и сивучей. Он же мечтал провести там промысловый сезон и настрелять лисиц огневок. Место удаленное даже от заставы. В огромном распадке между двумя высоченными вулканами Чикурачки и Фусса текла речушка Крошенинникова. Она извивалась на небольшом плато и трехметровым водопадом обрушивалась в Охотское море образовав при этом большой и глубокий котел ледяной и хрустально-чистой воды. В нем стеной стол кижуч. Рыба с большим трудом преодолевала эту преграду.
Рюкзаки давно собраны и приготовлена дюралевая труба на печку. Печку варил Володя сам в ремонтной мастерской порта. К восьми утра он ввалился ко мне в балок весь в мыле и крикнул одно слово : - Летим!!!
На борту не было людей, только груз в ящиках и капитан из комендатуры вез трех новобранцев на заставу. Сделав круг вертушка присела одним колесом на галечную косу. Мы спешно выкинули свои вещи и прыгнули на них сверху прижав своими телами от вихрей воздуха поднимаемых винтами МИ-8. Крупный кобель восточной лайки по кличке Граф сразу рванул в стланники. Огромное пузо вертолета поднялось над нами вертикально вверх и помигав красным огоньком приняло очертания большой стрекозы. Через пять минут он исчез за бурыми вершинами гор хребта Шелехова. Нашим глазам предстала большая бухта в обрамлении увядающих альпийских лугов и вулканических скал. Прибрежная полоса широкой дугой загибавшаяся на север была завалена выбеленными годами бревнами, рваными неводами всех цветов из пластиковых веревок, канистрами, бочками, миллиардом сандалей и кроссовок с маленьких азиатских ног и местами покрыта толстым слоем гниющих лент морской капусты. Запах моря и свежий ветер в этой безлюдной части острова привел нас к мысли немедленно отметить начало славных дел.
Большое количество строительного материала и ровная площадка на границе прибрежной террасы сильно облегчили строительство новой избушки. Мы таскали бревна и доски смытые с разных кораблей, пилили, рубили и снова носили тяжелые лиственничные стволы выбеленные временем и волнами. Неподалеку валялся огромный кранец. Видимо его сорвало где то в порту и он много недель дрейфовал в океане прежде чем пристать в этом месте. Толстая черная покрышка и внутри надувная камера. Объем где то кубов на 10. Нам он точно без надобности.
Утром проснувшись в палатке почувствовал странную тишину, будто оглох. Такого никогда нет в этих местах. Всегда грохот валов моря и свист ветра. Выглянув наружу увидел молоко тумана, полный штиль и военный корабль на рейде бухты. Он стоял метрах в трехстах от берега и качался на зыби. Мы удивились немного, что это он тут делает и принялись за работу. К обеду на безжизненном корабле ничего не изменилось и мы решили немного пошалить. Вытащили печную трубу из зарослей стланника и воткнули ее на манер пушечного ствола в камни в сторону моря. Засунув туда стволы ружья бабахнули дуплетом дымным порохом. Кабель повернул на бок голову и уставился в море. Туман проглотил эхо, но дым вылетел из трубы как из пушки. На корабле заметно оживились. И тут же по нам ударил луч прожектора. Шалить дальше расхотелось.
К обеду туман исчез и поднялся чудовищный ветер. Он гнул к скалам стланики, свистел в щелях низкого сруба и рвал палатку. С большим трудом удалось ее кое как свернуть, и тут пошел дождь. Он увеличивался с каждой минутой и через мгновение превратился в страшный ливень. Прятаться от него негде. Потоки ледяной воды хлестали горизонтально. Кричу сквозь рев ветра Володе, чтобы он бежал на берез и рубил кранец. В нем большая и тяжелая камера которая может спасти нас от полного промокания. Сам наспех колочу подобие крыши из того, что попадется под руку. Слышу кричит о помощи. Бегу по скользким валунам вниз к бушующим валам поскальзываясь в морской капусте. Сапоги полные воды. Вижу друг не может вытащить тяжелую камеру. Режем половину прямо на месте и тянем наверх. Очень быстро накрываем то что есть и лезем внутрь. В это мгновение ветер рванул с новой силой и грохнул раскат грома прямо над головой. Ливень усилился, под ногами потек ручей. Казалось невозможным, но вода текла потоком по площадке из крупного гравия размером с горох и не успевала впитываться. Сидим в очень неудобной позе под вонючей резиновой крышей, но хоть не мокнем. Предлагаю разжечь печку которую я так же успел перекатить внутрь. Без длинной трубы горит плохо и дымит, но стало гораздо теплее и уютнее. За печкой пристроился Граф и видимо на столько близко, что запахло жженым валенком. Мы отматерили его, но оттащить в сторону было не возможно,  кругом льет. Ладно,  воняй до утра! Гроза бушевала всю ночь. Мы выпивали понемногу спит и не спали. Сон сморил под утро когда стих ветер. Проснувшись увидели синее небо, солнце и пустую бухту. Теперь понятно что тут делал корабль. Всегда замечал, что наскоро обустроенный в темноте ночлег выглядит самым оптимальным. И вновь удивился что нет ничего лишнего и лучше не сделать.
Строительство близилось к концу. Избушка уже имела нары, погребок из железной бочки от мышей, дверь, окно и печку. Запас дров сделан до весны. В этом нам помогала бензопила Дружба. И хотя заводилась она на третий раз, страшно тряслась и трещала, без ее помощи строительство затянулось бы на недели. Я завершил исследования колоний морского зверя, провел с помощью товарища учет и описал границы. Продукты кончались и бензин для пилы тоже. Пес разыскивал банки из под масла и тушенки и долго жевал их будто жвачку превращая в скомканную фольгу. Осталось пол бака бензина на всякий случай. И он скоро наступил.
Пришла пора трогаться в путь на заставу. Расстояние до нее рассчитывали пройти за два полных дня. Из продуктов осталось банка тушенки, подмокшая пачка сливового киселя и горсть сухарной крошки в мешочке. Глоток спирта во фляжке вселял надежду. А оставшиеся десять папирос были надежно спрятаны в пластмассовый пузырек. Выйдя рано утром из теплой избушки заметил побелевшие пики горного хребта. Я нес помимо палатки и кинокамеры топор и две шкур дохлых каланов. Володя на своем станковом Ермаке бензопилу, немного научного материала и провизию. В прибрежных водах было много утки и мы надеялись на хороший суп. Это выручало всегда. Дойдя до дальнего конца бухты поняли, что нас ждет веселое приключение. Был прилив и пройти под отвесными скалами уже было невозможно. Двигаться ночью гораздо опаснее. Решаем лезть наверх и перевалить через не проход. Собаке это удается быстрее. За скалой все начинается заново. Триста метров и снова отвесная скала обрывающаяся в прибой. Курим, смотрим карту. За этими скалами небольшая бухточка возможно там будет легче. Перелезаем и видим что ошиблись. Все одинаково, - триста метров и снова не проход. Идти выше таких скал невозможно вообще. Там нескончаемые поля кедрового стланника. Пониматься к гольцам слишком не выгодно и тяжело с нашей ношей и без еды с водой. Решаем идти по литорали. Снова уперлись в стену высотой метров семьдесят. Она полого поднималась вверх осыпающимся курумником и заканчивалась голой вертикалью метров шести высотой. Я пошел первым, меня сразу обогнал  Граф и осыпая камни устремился наверх. Забравшись к самой верхней части подъема посмотрел вниз на Володю. Он цепляясь за камни копошился в пяти метрах ниже меня. Уходящий в даль океан рябил барашками между которыми носились белые точки чаек. Жутковатая картина с такой высоты. Отвесная стена имела продольную щель с кулак и заканчивалась вулканическим наплывом лавы. Кобель стоял на нем и высунув язык смотрел на наше восхождение. Я полез. Кое как добравшись до этого наплыва понял, что мне не за что больше взяться как только за во-о-он тот камень. Распластавшись на скале пытаюсь до него дотянуться. Вот уже схватил, но тут из под ноги сорвался валун и с грохотом полетел вниз. В ответ страшный мат. Теперь мне остается только подтягиваться, но тут висящая за спиной наискосок берданка упирается кончиком ствола в наплыв. Мне конец! Кричу другу чтобы тот прижался - я падаю! В ответ снова мат и то что он намерен сделать с моим трупом. Как я вылез не помню. Меня облизал кобель и я дрожащими руками снял рюкзак.
- Володя ты как?
- Не могу лезть выше. Тут надо отжаться от скалы но как только я это делаю, рюкзак с пилой меня оттягивает назад и боюсь оторвет совсем.
Лихорадочно думаю что делать. Повторить еще раз восхождение безумие. Его положение пока не опасно.
- Выбрось эту пилу. Она и так пилит через раз. Я куплю тебе новую!
- Не могу. Она привязана к раме. Если ты направишь мою руку с ножом,  я попытаюсь отрезать веревки.
Перегибаюсь через край скалы и вижу метрах в четырех ниже своего напарника прижавшегося к стене . Он не в состоянии поднять голову чтобы не потерять устойчивости.
- Выше , выше. Чуть левее. Вот здесь .Реж!
Вместе с веревкой он перерезает топливный шланг.... мат! Бензин течет за шиворот тонкой струйкой и порывы восходящих потоков разносят эту запах  наверх. Тороплю его резать ниже и правее. Пила с грохотом полетела  вниз увлекая за собой обломки камней.
Мы сидим на краю утеса как два идола на соборе в Париже и дрожащими от напряжения руками курим папироску. Молчим. Кобель валяется на спине и ворчит. Тварь.
Спустившись вниз к морю решаем больше не испытывать судьбу и ночевать на берегу. Уже поздний вечер. В маленькой бухточке нет дров и пресной воды. Во рту все распухло. Я поласкаю глотку, но это не помогает. Хочется проглотить. Нашли большой пластиковый шар-кухтыль от неводов. Разрубаем пополам на две чашки под небесную влагу. За час набегает глоток измороси. Далеко в море видны огни траулера и хочется дернуть красный фальшфейер, но вряд ли он спустят вельбот. Далеко. Усталость навалилась на плечи и мы проспали отлив. Утром с трудом затолкали куски тушенки в сухой рот. Дали немного Графу и влезли в лямки рюкзаков. Теперь хотелось только пить. Ничего больше, только пресной воды. Кругом нагормаждение  кубических форм. Кубы базальта размером с небольшой дом. Явился Граф тявкая и виляя хвостом. Глядя на его довольную мокрую морду понимаю, что он где то нашел воду. Смотрим отпечатки мокрых лап на плитах и ...о чудо! В нише плиты большая лужа дождевой пресной воды! Лакаем втроем.
Час на отдых и усвоение воды. В животе как у водяного - булькает. Решаем выпить на радостях по пробке спирту и выдать кобелю ложку сухарного крошева. Глоток спирта и мы никакие. Силы почти исчезли. Ноги ватные в голове шум. Лежим еще час. Володя жалеет пилу....
К вечеру идти стало легче а за мысом показались огни заставы. Последний не проход преодолели по карнизу шириною в сапог, внизу бушевал прибой. Собаку посадили в кусок неводной дели и волоком по волнам втянули на утес. Мокрого с растопыренными ушами напуганного кобеля.
Пограничники нас уже знали, но документы и командировочные проверили. В гарнизоне бал банный день. Я жадно пил проточную воду из  пожарного шланга и парился. Друг тоже не жалел хлестать себя веником и добротно отхлебывал из кадки. Утром морды и пальцы у нас были такие, что кулак не получался а шапка не лезла на уши. Но мы были радостны что все кончилось хорошо и на днях придет борт в район.

 Вдоль хребта Карпинского много полей стланников выжженных при извержении вулкана Чикурачки.

large.h-717.jpg.13b7848170186a6f1be7e8ab1652bc3c.jpg

 Встречаем случайный вертолет на заставу. Хороший шанс улететь в район.

large.5c875334cbf30_.jpg.1ae2d95192032347beed2f037050ad6b.jpg

  • Спасибо 1
  • Круто! 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

5. Мы встретились.

Четвертый день хода по Охотскому побережью не задался с утра. Прыгая по скользким камням прибоя неудачно наступил на валун и потянул лодыжку. Пришлось срочно делать привал и перематывать сустав эластичным бинтом. Чтобы избежать отека специально залил сапог при переходе речки. Холод успокоил боль, но идти стало труднее. К вечеру намеревался прийти к группе скал на далеком мысу, за ними еще сутки хода и я на заставе. Теперь ситуация осложнилась и где меня застанет ночь я не знал.
Маршрут по побережью самый легкий и доступный для учета морских и охотничьих животных. Море выбрасывает погибших зверей, вздутые консервные банки с местным названием «бомбаж», голотурию, крабов и многое другое, чем охотно питаются медведи и лисы. Они постоянно посещают галечные пляжи в поисках съедобного оставляя свои следы. Зная биологию животных, отличительные признаки и размеры отпечатков медвежьих лап, можно легко определить количество и возраст животных на учетном маршруте. Для этого к план-заданию экспедиции мне были выданы бланки со столбчатыми таблицами и пересчетные коэффициенты для определения примерной массы животного относительно ширины отпечатка его передней лапы. Коэффициенты брались для бурого медведя Камчатского подвида. По сравнению со следами в средней полосе России, местные звери были гигантами. «16 см – 1км от мыс Нерпин.» « 19 и 14см – 2,3 км от мыс Нерпин…» - записывал я данные в отведенный столбик учета медведя .
- Вот этот без когтя на мизинце левой лапы наверняка принадлежит самке. Гон уже должен закончится но  ее косолапый любовник тащится за ней как пятая нога…. – усмехнулся я вслух прикладывая маленькую линейку к отпечатку медвежье лапы. Я хотел присесть, но острая боль пронзила ногу. Надо покурить и перемотать бинт. Он сбился в носок сапога и не фиксировал лодыжку. Снять мокрый сапог с больной ноги оказалось не просто и на это ушло много времени. Сустав немного распух и болел. Допрыгав до моря я намочил портянку и слегка ее отжал перед наматыванием. – Сейчас будет легче. – успокаивал сам себя толкая ногу в мокрый сапог. - Угораздило же дурака прыгнуть именно на сколький камень. Рядом был сухой, хоть и поменьше – отчитывал себя за неосторожность. – Как бы завтра не пришлось делать палку. Тогда какой из меня ходок…. Ситуация не была критической. До заставы я мог доползти и за неделю. Это успокаивало,  и я хромая плелся дальше по галечному пляжу к далекому мысу. Следы моих сапог смывали набегающие волны и брошенная пачка от беломора еще долго маячила белой точкой на черном песке.
- Ого, - удивился разглядывая огромную кучу свежего медвежьего дерьма черно-синего цвета. Этот только спустился с плато к морю. Видимо ел голубицу и решил закусить дарами моря. Куча размером с ведро никак не вязалась с размерами следов отмеченных ранее. «Потапыч» шел по песку сильно косолапя в попутном мне направлении. Временами топтался на одном месте, копал когтистой лапой валы морской капусты, и снова оставлял извилистую строчку огромных следов уходящую за поворот пляжа.
- 26 с половиной см….! Я подошел к торчащему из гравия бревну и присел вытянув больную ногу. Умножив и разделив данные измерения согласно местному коэффициенту. Вес зверя доходил до полутоны. Надо сориентироваться. Достал планшет и карту. Встречный ветер трепал листы карты и не давал возможности приложить линейку и компас. Где то впереди за поворотом должна быть река Кохмаюри. За ней в ста метрах пограничный обозначен  балок, и от него нитка тропы к югу.  Наверное дальний пост от заставы. Найти бы! Время шло к вечеру и где то за сплошным покрывалом низких облаков садилось солнце. Открыв рюкзак  достаю мешочек с патронами. Там среди дроби есть три маленькие пули к моей берданке 20 ого калибра. Достаю и заряжаю один в ствол, два в магазин. Кто знает,  что у него на уме. Там же есть карманная ракетница и целый фальшфейер. Все свое вооружение раскладываю по карманам и лезу в лямки рюкзака. За поворотом открылся вид на уходящий берег, широкую полосу прибоя заваленную бревнами и бочками. Сильный ветер играл с прибрежными осоками. Те бились и извивались как тысячи маленьких змей. Прибой гремел и шипел в валунах пеной. За далеким утесом должна быть река Кохмаюри. Всматриваюсь в темнеющую даль в надеже первым увидеть черную точку медведя. Нет, никого не вижу. Только стайка куличков песочников перелетела с валуна на галечник и закачалась на тонких лапках балансирую хвостом на ветру. Снимаю с шеи кинокамеру и трещу заводным моторчиком. Несколько секунд съемки и экспонометр показывает что мало света, снимать нельзя.
Боль в ноге спала,  и мне удалось доковылять до не широкой, но бурной реки. На ее берегах валялась дохлая горбуша и пахло тухлой рыбой. Устье представляло собой широкую заводь перегороженную огромным каменных валом . Результат вековой борьбы реки и моря. Перейти здесь на другой берег было невозможно  из за большой глубины. Выше по течению шумел перекат . Попив из ладоней ледяной воды, направился к нему. Ширина береговой полосы в этом месте около ста метров, перекат начинался там, где кончался галечник и к воде подступали заросли ольхового стланика. Почти в полной темноте опираясь на толстую палку я ступил в сильные струи воды. Рыба билась в сапоги и прыгала через камни. 
- Здесь мне не перейти, - разговаривая сам с собой я посмотрел выше по течению. Вода доходила почти до края сапог и купаться на ночь глядя мне не хотелось. Выше вода шумела сильнее, - там мельче. Туда! Но что это? Посреди переката метрах в сорока от меня явная скирда сена? Какой дурак ее сюда поставил? Приглядываюсь и не могу понять . Стоя по колено в воде снимаю кинокамеру и навожу объектив на светлое пятно, приближаю трансфокатором….. Огромный медвежий зад занял весь кадр… Зверь стоит по грудь в воде и ловит рыбу. Грохот прибоя и сильный боковой ветер не дали ему возможности заметить меня раньше. По спине пробежал холодок и какой то ком подступил к горлу. Я невольно шагнул назад и тут же почувствовал что залил сапог. Рука потянулась к берданке выпустив крышку объектива. Та скользнула в воду. Нас разделяет сорок метров реки. Он меня не видит, а мне не перейти и здесь. Там где он стоит заметно мельче. Судорожно достаю фальшфейер и роюсь в карманах в поисках ручки-ракетницы. Что делать? Мысли бегают не находя выхода из положения. Стою и как заколдованный смотрю не мигающим взглядом на спокойного медведя. – Надо обозначится! Зверь сытый, значит менее опасен. У меня ружье , ракетница и быстрый огонь. Это плюс!
- Эй! – крикнул  громко и коротко. В одно мгновение медведь развернулся на месте и уставился на меня ловя  носом боковой ветер. Потом начал раздуваться в ширь и пыхать. У меня затряслись руки, но я боялся как бы в такой трясучке не выдернуть чеку фальшфейера и отступил назад погрузившись в ледяную воду уже по пояс.
- Тихо Миша, тихо. Ты хороший зверь, но мне надо на тот берег…. – шептал я скорее себе самому. При таком грохоте прибоя он явно не слышал моих увещеваний. Медведь слегка качнулся в сторону, втянул ветер и шумно поднялся на задние лапы . Боже, какой он огромный!!! С мокрых лап струями стекала вода, он стоял и смотрел на меня кажется целую вечность. Каким ничтожным и жалким казался я себе в эту минуту. Громко рявкнул и быстро опустившись на четыре лапы медведь пригнул голову к воде и притих. Мне почему то сразу вспомнилось детство, новенький велосипед купленный мамой на День Рождения, Светку Рыжову в которую был безумно влюблен в шестом классе… я потянул ружье и снял предохранитель. Но тут случилось счастье. Зверь попятился задом по ручью и полез в черную стену стланика. Его светлая широкая бошка с круглыми ушами выделялась как рыцарский щит на темном фоне кустарника. Оттуда доносилось недовольное фырканье и сопение. Я немного пришел в себя и плюнув на мелкий брод шагнул в поток. Глубина была по пояс, но струи воды сместили меня далеко вниз когда вышел на желанный берег. Оглянувшись назад понял, что был на грани трагедии. Медведь по -прежнему наблюдал за мной из темноты. Не сводя глаз с того места быстро пошел прочь. Под обрывом берега показался серый квадрат балка. Нащупав руками дверь толкнул ее внутрь и ввалился в темное, сухое помещение свалив на пол железное ведро с печки.
Меня била сильная дрожь то ли от холода, то ли от страха встречи с крупным хищником. Мокрыми трясущимися руками я развязывал рюкзак и среди разных мешочков с крупой пытался найти фонарик. – Где же этот чертов прибор – ругал сам себя перебирая снаряжение пока не нащупал холодный тяжелый цилиндр. Тусклый свет севших батареек высветил огарок свечи на чисто убранном столе и коробок спичек погрызаный мышами. Из залитых сапог натекла большая лужа воды. Я сидел на полу при свете горящей свечи и дрожал. За ржавой печкой лежали сухие палки и куски рубленной пластмассы для растопки. Сложив их в печь, разжег огонь. Его блики играли на темной стене балка, запахло дымом. Чудовищно хотелось пить. Во рту все пересохло и язык прилипал к нёбу. Надо к реке. Ближе пресной воды нет, но туда мне совсем не хотелось. Достаю карту и в свете фонарика ищу ручьи на склоне сопки. Вроде вот здесь должна быть вода. Беру ружье, фонарь и ракетницу шагаю за скрипучую низкую дверь избушки в черную темноту ночи. Со скалы сочилась вода и я слизывал ее языком с шершавой стены. Через пол часа набежало литра два влаги и в ведро. Осветив тусклым светом недавнее место встречи я не увидел своего нового знакомого и немного успокоился. Горячий чай, глоток спирта и тепло сделали свое дело. Я уснул.
Утром шел дождь и в воде не было недостатка. Мокрые одежды высохли и на печке аппетитно булькал омлет из яичного порошка с консервированным молоком. Нога не болела. Поставив пометки на карте я паковал рюкзак и подбирал среди пластиковых банок на берегу новую крышку к объективу кинокамеры. Дождь немного стих и надо было трогаться в путь. Я прибрал в избе, помыл посуду и потянулся к берданке. Она по прежнему стояла в углу, но затвор был взведен а предохранитель спущен…

Река Кохмаюри. Все косы завалены мертвой рыбой.

large.h-702.jpg.b47317cd2d327ae7cc65f0960f0694c3.jpg

Кижуч поднимается на нерест

large.h-708.jpg.f76aeb11b907ce0f3b8fd3cd73017a33.jpg

  • Круто! 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

6.  Легенда о гончих псах.

Айны – народность населяющая Курильские острова с незапамятных времен. Сегодня они разбросаны прогрессом по разным континентам, не имеют свое страны, земли, и прибывают без статуса национальности на территории Аляски и Японии. Общая численность этой народности Крайнего Севера ничтожно мала. Они борются за свои права, культуру и сохраняют самобытность в одежде и языке. Когда встал вопрос о передаче нашей страной части южных островов Курил японцам, вдруг вспомнили про Айнов. Именно им принадлежали эти безжизненные земли испокон веков пока не были оккупированы японцами. Народность очень интересная. Монголоидная раса у которой голубые глаза, светлые волосы и растет борода. Их корни уходят далеко в историю. Это кочевники моря живущие промыслом морского зверя, рыболовством и собирательством. На своих байдарах они кочевали по студеным водам Охотского моря и Тихому океану от северных мысов Аляски и острова Кадьяк до Хокайдо. Отважные мореплаватели не имели постоянного жилья, использовали юрты и чумы как оленеводы Чукотки. Язык схож с эскимосским. Сегодня они выступают на конгрессах ООН в защиту своих прав на территорию.
Находясь на островах мне довелось  прочитать книгу « Под созвездием Гончих Псов» в одной из глав которой есть изумительная по красоте легенда о островах и народности Айны. 
Легенда о гончих псах. « Давно это было. Когда не было ни островов самих, ни Айнов. Была лишь Эттуланги – земля, где живут собаки. Птица не могла облететь ее и рыба не могла проплыть вдоль ее берегов так велика она была. Когда солнце вставало у синих гор другой конец этой земли еще спал так велика она была. Много дней требовалось путнику чтобы пройти от ее начала до Черного провала туда,  где небо падало в океан и начиналось владение духов ночи.
Жил на свете храбрых охотник Тынгей. Прослышал он про Эттуланги и решил во чтобы то ни стало попасть туда и приручить собак охотится и таскать упряжку. Пошел к морю, убил страшного морского зверя Гры, сделал из его шкуры большую лодку и приплыл на Эттуланги. Но настороженно встретили его собаки оскалив зубы. Тогда обернулся он сам собакой и пришел к ним в стойбище. Но старый вожак Ытхан распознал его и сказал: - Олень рождается от оленя. Человек от человека. Собака от собаки. Ты глуп охотник  и собаки никогда не покорятся тебе! Тогда Тынгей стал ловить собак. Они бросились бежать. Долго он гнался за ними  пока они не прибежали к Черному провалу. Вожак Ытхан первый прыгнул в бездну за ним последовали и остальные. Тогда увидел Тынгей, что как на крыльях собаки поднимаются к небу. Закричал обманутый охотник худые слова. Обиженный  Ытхан оторвал от себя хвост и кинул в Тынгея. Хвост попал в лицо и прирос к нему. Тогда рассерженный Тынгей достал свой лук и начал пускать стрелу за стрелой. И каждая стрела достигала цели, и падали в Черный провал собаки исчезая в нем. Только две стрелы обессиленные упали на землю а в небе вспыхнули две ярких звезды – Созвездие Гончих Псов. Они и сейчас горят там. Но бывают ночи когда звезд не видно на небе. В такое время слабому лучше не ходить по их земле. В эти ночи собаки спускаются на землю и ищут Тынгея. Они разорвут каждого кто попадется им на пути. А от Тынгея пошли люди с волосатым лицом – Айны.»
Я сам, теплыми осенним ночами вглядывался в звездное небо над огромным океаном. Там действительно ярко горели две звезды. В глазах рисовались собаки, бегущий охотник пускающий стрелы и озлобленный вожак Ытхан не желающий служить людям. В народном эпосе есть много притягивающего и самобытного. В скалах океанского побережья мне посчастливилось найти несколько заготовок апсидианта под наконечники стрел и гарпунов. Они изготовлены методом скалывания этого минерала и представляют археологическую ценность. Хранитель музея истории Курил был поражен моей находкой. Ранее было известно о нескольких стойбищах Айн на Парамушире, но где именно никто не знал, я указал место на карте. К сожалению созвездие Гончих Псов видно только на восточном полушарии звездного неба.

 

  • Круто! 1
  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

7. Черный капитан.

 

- На тебя, Николай, одна надежда! -говорит мне начальник порта. На днях должны прилететь два пожилых японца и отправиться на юг острова. Они жили там еще до войны и хотят посетить родные им места. Ну посмотреть на вулканы и найти остатки своих домов. С ними будет переводчик и журналист японского географического журнала "Фокус".
Я не мог понять, что от меня хочет этот сурового вида мужик. Говорил он басом и немного растягивал слова. Предложил мне крепкого чаю в граненом стакане в подстаканнике и демонстративно положил третий кусок рафинада. В пепельнице уже была груда папиросных окурков и сизый дым висел в кабинете, но он продул очередную папироску и чиркнул спичкой.
- Народ у нас, сам понимаешь, занятой. И послать вместе с ними проводником не кого. А ты все равно по острову ходишь, так может поможешь? И посмотрел на меня в упор. Седые прямые волосы зачесанные назад отдавали желтизной, а усталые серые глаза смотрели пристально и открыто из под густых взъерошенных бровей. 
Мне не за чем было снова идти к хребту Вилькинского, но что то подсказывало нельзя отказаться. Разрешение от погранотряда на японцев имелось, Рыбкооп обещал выделить пару ящиков компота и тушенки. В случае нелетной погоды было принято решение идти на буксире РБ-3. В тайне надеясь, что до буксира дело не дойдет и все таки вылетим на вертушке, я согласился. Мы пожали друг другу руки. До назначенного дня оставалось немного времени на сборы. Взяв старую сумку я поспешил в магазин отоварить продовольственные талоны на крупу и чай. Лимит сигарет и норма спирта к тому времени были вырезаны из моей карточки.

В небольшом домике на побережье, где временно квартировал стояла постоянная сырость и только железная печь топившаяся углем могла немного просушить эти влажные стены. Уголь дымил и не хотел гореть. Я заряжал латунные гильзы и упаковывал крупу в холщевые мешочки. В пакет из прорезиненного материала были уложены кинопленки и фотоаппарат. Камера всегда висела у меня на шее.
К назначенному сроку прилетели и японцы. Их поселили в гостинице исполкома в трех лучших номерах. Два еще крепких старца, молодой очкарик  журналист и кореец Кима переводчик. Как только я появился на пороге их комнаты, то сразу нашел в нем прекрасного собеседника и любителя выпить. Кима прилетел из Владивостока и от русского его отличала только азиатская внешность. Он поведал мне, что ЭТИХ надо доставить к мысу Шелехова, они привезли какие -то вещи и хотят возложить в знак уважения и памяти. Журналист он же оператор будет все это снимать. Еще в их планах подняться на вулкан Чикурачки, но это как получится. Мы выпивали водку с материка, болтали и курили всю ночь. Старались не галдеть громко, уважая гостей с Хокадате. А в это время одержимый творческим порывом журналист взял видеокамеру и направился снимать сюжет о Курилах и местном населении. Утром меня поднял милиционер и попросил срочно прибыть в райисполком по очень важному делу. Голова болела после Приморской водки и вид у меня был наверное не респектабельный. Но тут такое дело, надо идти.
-Что ты себе позволяешь!? - начал разгон председатель исполкома. - Тебе доверили сопровождать иностранцев, а ты пил всю ночь с ними!
Я начал оправдываться, что вовсе не с японцами  а с рыбаками совет держал, как лучше пройти и где заночевать. Но в этот момент в дверях кабинета появился мой переводчик ничуть не лучше меня видом и защебетал что то на японском. Начальник встал и расплылся в улыбке. В ходе разговора выяснилось, что пока мы выпивали,  у журналиста сперли дорогую аппаратуру и местные власти не знают как уладить назревающий международный конфликт. Хотя уже была задержана по подозрению в краже местная девица, страшные репрессии еще витали над головами должностных лиц как Домоклав меч. Грозный чиновник в галстуке хриплым шепотом объяснял мне что может последовать за этим инцидентом и все время косился на моего собутыльника. В этот момент раздался стук в дверь и в кабинет вошли остальные представители страны Восходящего солнца. Они слегка кланялись и улыбались. Даже ограбленный журналист не высказывал недовольства. Гостям предложили сесть на широкие кожаные кресла возле окна с фикусом. Начальник стал извиняться и обещать, что милиция обязательно найдет и вернет камеру, и что все будет хорошо, как в этот момент встал журналист и улыбаясь на очень плохом русском языке произнес следующее:
- Нисиво,нисиво. Мы знали куда мы едемыся. У нас еще одна еся! Начальник густо покраснел. Я с трудом сдерживал приступы смеха, старцы дружественно заулыбались и переглянулись между собой. Инцидент исчерпан.
Погода не обещала улучшения а время шло. Японцы питались своими продуктами и галетами из креветок и лишь временами посещали местный ресторан "Алаид" где прекрасно готовили свежие дары моря. Я бегал в порт и узнавал сводки погоды. Но не что не утешало - обширный циклон двигался с океана. Ветер усиливался, море штормило. При мысли, что придется идти вдоль острова на буксире начинало подташнивать.

 Буксир с бортовым номером РБ-3 стоял в ковше бухты и жевал ржавым бортом кранец из старой автомобильной покрышки. На судне не было признаков жизни и лишь временами из отверстия в борту толчками выплескивалась мутная струйка вода. Видимо механик откачивал ее ручным насосом из трюма. Поднявшись на скользкий, пропахший соляркой борт буксира, я постучал кулаком в рубку. В ответ где то снизу услышал отборную ругань и скрип открывающегося люка.
- Какого черты ты шляешься здесь без разрешения? - спросил меня заспанный мужик грозного вида в нижнем белье.
- Мне бы капитана.... Петра Тимофеевича, кажется.- промолвил я и уставился на недовольного моряка.
- Ну я капитан. Чего надо?
- Начальник порта... - начал было я излагать суть дела, как он молча сгреб меня за плечи и потянул внутрь мрачного но теплого кубрика.
- На судне начальник я. Порт мне еще за прошлый месяц ГСМ не выделил и чихать я хотел на то, что там начальник порта хочет. Тебе лично какого хрена надо?
- Японцы приехали, говорю, и мне надо их сопроводить в бухту Крошенинникова и к мысу Шелехова. Там они раньше, еще до войны жили. И я начал рассказывать зачем собственно потревожил его своим визитом. Говорил долго и доходчиво. Объяснил, что Портуправ выделил пять тонн солярки и бочку масла. А так же продукты и небольшой запас спирта. При этих словах молчаливый капитан оживился и взяв меня за грудки штормовки притянул к своему давно не бритому лицу вплотную прохрипел: - Куда, говоришь идти? От него чудовищно пахло чесноком и копченой колбасой, чей остаток еще лежал на столе в крошках хлеба.
- К Шелехову... - прошипел я не зная что будет дальше.
Он молча оделся и вышел на палубу. Я слышал как он поднимался на мостик бухая кирзовыми сапогами по стальным ступенькам. Писк рации и его переговоры заглушали звуки моря и гудки портальных кранов. Через пол часа он спустился с папироской в зубах и угрюмо произнес:
- Самураев мне только не хватало катать. Проваливай собираться. Выход завтра в десять. Сказав это он отвернулся и стал копаться в рундуке давая понять что разговор окончен. Я вышел на свежий воздух. Кранец скрипел и плющился о причал. На волнах плавал мусор и пустая бутылка от коньяка.
С утра моросил мелкий дождь и матросы в мокрых куртках спешно грузили коробки с провизией и какие то бочки. На причале стояла суета. Сам грозный начальник исполкома руководил погрузкой и подавал тяжелые сумки на борт пыхтящего буксира. Наконец послышалась команда " Отдать кормовой!". И буксир выпустив клуб черного дыма дрогнул всем корпусом. К причалу подъехала "Волга" и чиновники помахав нам руками укатили в город.
- Черный! Смотри у меня! - выкрикнул на последок глава администрации погрозив кулаком в нашу сторону. Черный, - оказалась фамилия того капитана. Почти каламбур.
Только буксир вышел в пролив, как его подхватило мощное течение и начали болтать высокие валы. Каланы с неподдельным интересом следили за этими маневрами. Ветер дул в спину и густой черный дым обгоняя наш ход несся вперед корабля. Качка немного стихла, как только судно завернуло за ближайший мыс, но ветер по прежнему свистел в леерах и мачте. Где то в недрах машинного отделения натужно стучал дизель. Что то шипело и булькало вокруг, пахло маслом и дымом. Я болтал с корейцем, японцы молчали. На их лицах нельзя было прочесть ни удовольствия, ни разочарования. Только неугомонный оператор все время рвался наверх что то снимать. Кима говорил с ним на японском, но тот не унимался и лез наружу.
- Коль, помоги мне, - попросил Кима. - Он хочет поснимать побережье и его нужно подержать там на мостике. Болтанка смотри какая. Азартный демон. Не терпится ему!
К тому времени мы успели пропустить пару стопок за море и экспедицию. Я охотно согласился и все поднялись на палубу. Болтало сильно и набегающие волны кидали морскую пыль и брызги высоко на надстройку. Капитан открыл иллюминатор и в грубой форме объяснил нам, чтобы сидели в кубрике и не высовывались. " Нам необходимо снимать" сказал я ему сквозь свист ветра. Он махнул на нас рукой и жестом показал штурману чтобы наливал еще. Копченый палтус и наш персиковый компот были достойной закуской.
Держась за ограждение одной рукой, другой мы с Кимом придерживали оператора. Тот телом укрывал последнюю видеокамеру от брызг и дождя. И тут случилось непоправимое. Увлекшись ракурсом он не заметил мощного вала который уже поднимал наше суденышко вверх. Еще секунда и потоки ледяной соленой воды с головой обдали все стоящих на мостике. Камера замкнула и потухла. Третьей у них точно не было. Все интересное впереди а тут такая беда. Начался страшный переполох. Вылезли старцы, матросы, все что-то кричат и трясут аппаратуру. Скандал. Я не понимая языка пытаюсь успокоить Кима и оператора. Они галдят друг на друга и ругаются. Все спустились в кубрик. Из камеры льется морская вода.  В этот момент открывается люк машинного отделения и в его проеме показался здоровенный мужичина в промасленном тельняшке, рваных штанах и с платком на голове. Перекрикивая грохот машинного отделения он протягивает руки к японцу, берет это злополучную камеру  со словами " Дай побачу", и  исчезает в недрах трюма. Вслед за захлопнувшимся люком воцаряется относительная тишина и немая сцена на лицах самураев.
Прошел час томительного молчания. Выпивать не хотелось глядя на мрачных иностранцев. Их можно понять. Цель дальнего путешествия близка а тут такое. Буксир качало и маленькое замасленное оконце то и дело погружалось в волну. По борту каюты сочились струйки морской воды из прогнившего уплотнения иллюминатора. Спустился повеселевший капитан и предложил всем папиросы. Гости вежливо отказались. Я вышел подышать на палубу. Вернулся мокрый и слегка протрезвевший. Снова открылся люк машинного отделения и тот же моторист бережно протерев камеру чистой ветошью вручил ее обратно японцу со словами : - На. Дывысь! Тот включил. Камера подумала минуту и заработала! Такого восторга на лицах я давно не видел. Тут же они достали маленькие бутылочки японского вина и звали всех угощаться. Огромный моторист презрительно посмотрел на объем бутылки и молча исчез за дверью грохочущего машинного отделения.
До позднего вечера пароход воевал с волнами и течением. Вдали показался заветный мыс и близился час высадки на сушу. Матросы готовили вельбот, мы складывали вещи. Только двое стариков все время пути сидели молча сложив ладони и что то оживленно говорили между собой  шепотом. Я спросил Кима что они там делают? Тот улыбнулся и ответил, что они всю дорогу молятся за здоровье великого русского моториста, который сумел починить японскую видеокамеру! Для них это непостижимо.
Переночевав в большой палатке выданной Рыбкопом, наши японцы переоделись в красивые расшитые кимоно, натянули на головы непонятные шапки, взяли с собой маленькие коробочки и бережно отнесли их к останкам некогда крепких строений из морских валунов. Я и Кима остались у костра и наблюдали за их действиями. Они совершали какие то ритуалы, оператор снимал. Так продолжалось часа три. Чай вскипел и мне предстояло заварить для них лапшу из пакетиков. Переводчик пошел звать их к столу. Все сели на камни и молча стали обедать палочками. Мне очень нравился персиковый компот. Открыв новую банку я предложил попробовать гостю.
- Ий! Вакаримасен! Отвел он мою руку. - Спасибо. Нам не надо. - сказал довольно сносно по русски. - Я старый солдат. Здесь был мой дом и боевой пост. В сентябре сорок пятого мы сдались. Вот там в море лежит моя винтовка. И он показал пальцем в сторону каменной плиты выступающей из волн прибоя. Старик затих. Разговор не шел дальше. На утро был запланирован выход к невысокому перевалу. Там должна быть кумирня сложенная из камней, но мы ее так и не нашли. Журналист постоянно щелкал затворами фотоаппаратов. Чего он там увидел интересного в этих мокрых камнях и стланиках? Пытаюсь снимать сам, но все бурое или серое. Мне не нравится. 
Время нашего пребывания на этом месте подходило к концу и надо было выдвигаться к заставе. Туда должен прилететь вертолет. Оставшиеся продукты бережно сложили в пластиковую бочку и обернули полиэтиленом. Начатый ящик тушенки завалили камнями и поставили вешку. Сидим курим и молчим. Последние снимки и в путь. Старики идут налегке мы тащим тяжелые баулы с аккумуляторами и аппаратурой. До заставы день несложного хода. На последок я с грустью смотрю на тушенку. 
Застава встретила недружелюбно. Задолго до подхода к ее расположению нас засекли в дальномеры и выставили заслон в виде отделения автоматчиков в засаде. Позже все дружно смеялись когда командир рассказывал свои догадки, что высадился десант интервентов и началась вторичная окупация островов. Приказал выступить на защиту ... ну и так далее с полным боекомплектом.
Украденную аппаратуру конечно не нашли сославшись на недостаток времени, но гости и так были счастливы. Они торопились домой, журналист в редакцию, Кима к жене во Владик. Через три месяца зайдя в исполком я увидел на столе начальника японский журнал "Фокус" с фантастическими по красоте фотографиями тех мест где мне казалось совершенно нечего снимать. Нашу компанию на мокрых камнях бухты, Черного капитана и осколки маленьких бело-голубых чашечек для сакэ. Оказывается эти старцы были самураи очень известного рода,  достаточно богатыми и уважаемыми людьми.  Понимая свой почтенный возраст, они нашли в себе силы для такого долгого и сложного путешествия в места своей боевой молодости. Память не смогла стереть страниц истории войны и горького поражения в ней.

  • + 1 2
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты


8. Поселок Подгорный

 

Поселок Подгорный расположился на живописном океанском побережье в одноименной бухте. Здесь был пограничный гарнизон, метеостанция, небольшой цех по переработки рыбы и гребешка, салотопка китового жира. Удобное расположение бухты и глубина позволяли близко подходить китобойным судам и траулерам. Со времен японской оккупации остались многочисленные оборонительные укрепления, военные коммуникации и безымянная сопка рукотворной работы. В ее недрах хранятся запасы артиллерийских снарядов, глубинных и авиационных бомб, торпед и прочего вооружения в огромном количестве. Япония собиралась вести войну до конца, о чем свидетельствуют скрывающиеся до сегодня в джунглях Филлипин солдаты императора. На склонах сопок прорыты окопы и блиндажи, прорублены километровые штольни соединяющие разные точки бухты, проведены линии связи и водопровод. Небольшая сеть некогда хороших дорог расползается по распадкам в неизвестном направлении. Все это таит в себе загадочный смысл мощных японских укреплений. Ныне они окутаны травой и стланиками. Штольни осыпали своды базальта, линию траншейных ходов еще можно просмотреть на плече морской террасы. Но бамбуковые трубы собранные в общий водосток и сейчас угостят чистой леденящей водой. Вся округа погружена в вековой сон и поросла травой забвенья.
Я медленно плелся по бесконечным песчаным пляжам побережья. Восточный берег острова более сильно подвержен влиянию моря чем Охотский. Теплое дыхание Тихого океана, его муссоны и мощные шторма обрушивают на прибрежные скалы высокие валы волн, проливные дожди и свистящие потоки бешенного ветра, превращая камень в песок век за веком отвоевывают себе береговую равнину . Из песка и каменных плит временами торчали ржавые детали судовых механизмов, трубы, огромные шестерни и рычаги. Совсем недавно выброшенный морем японский траулер лежал на боку и скрипел гнилой дверью. На верней части мостика сидели чайки. Они подпрыгивали, зависали на месте в воздухе ловя ветер крыльями , снова садились к своим товаркам. Ранее серое судно носило имя «Фуджимару». Его еще можно прочесть сквозь краску разъедаемую ржавчиной. Километр по карте и будет сам поселок Подгорный.
То, что я увидел за невысоким мысом навсегда осталось в моей памяти. Огромный бетонный фундамент некогда мощной лебедки которой подтаскивали к берегу суда , и китов для разделки лежал на одном боку. Торчащие шпильки толщиной с кухонную скалку для раскатки теста были загнуты и сорваны. Половина многотонного брашпиля валялась далеко от прежнего места. Какие то толстые троса закрученные вокруг него с нечеловеческой силой опутывали его словно щупальца осьминога. Кругом виднелись загнутые рельсы и искореженные части корабельных бортов. Рядом на ровной каменной плите расположились позвонки от кашалота. Большие выбеленные временем кости стояли как бочки. Между ними лежали длинные плоские ребра и китовые зубы. Череп морского гиганта уже развалился и представлял собой бесформенную груду плоских костей. Клыки кашалота очень толстые и массивные. Имеют острую вершину а вместо корня воронку. Длинна от десяти до тридцати сантиметров. Я сел на позвонок и закурил. Веяло чем то не добрым и хотелось поскорее покинуть это место. В ноябре пятьдесят второго сюда обрушилась основная мощь последнего крупного цунами за всю историю наблюдения. Следы его разрушительной силы являются и сегодня суровым напоминанием стихии. Мне говорили мужики, что где то далеко в сопках еще стоит баркас с того памятного дня. Его так далеко забросила волна и оставила гнить на суше. Люди, видя приближающуюся опасность бежали по распадку в горы. Они бы спаслись на той рукотворной сопке, но больше боялись что в ней взорвутся от детонации  снаряды, чем самой волны. Погибли все. Долго ходил я по остаткам некогда большого поселения и удивлялся разрушительной силе цунами. Вечер спустился незаметно. Мне попался хороший, сухой грот и рядом были дрова. Решил заночевать прямо здесь.
Костер горел жарко. Лапша из подстреленной утки-каменушки отдавала сладковатым привкусом. Пришлось плеснуть немного морской воды. Я не носил с собой соли. Нависающие своды грота светились бликами костра как эстрада в театре. Из мрака ночи вырисовывались китовые кости. Океан дремал и тихо шипел пеной далеко убегающей по ровному пляжу волны. Хотелось спать, но увиденное за последние часы рисовало страшные картины бедствия. В осоке пискнула полевка. Мне мешался камень под боком спальника. Сел и пошевелил огонь, отодвинул подальше одежду и кинопленки. Сон окончательно сморил меня и я уснул.
Земля качнулась под ногами. Раздался страшный грохот, потом еще толчок и в горах лопнули скалы. Люди выскочили из домов на открытое место. Кругом царила паника и суета. На заставе завыла сирена извещающая об опасности землетрясения. Солдаты эвакуировали население и оружие. Вскоре все закончилось и погрузилось в мертвую тишину. Море начало стремительно уходить от берега оставляя уже на сухом дне корабли стоящие на якоре. Командир заставы приказывает всем бежать к горам. Но люди карабкаются на спасительную сопку. Он стреляет воздух и продолжает орать чтобы бежали подальше от этого склада взрывчатки. На горизонте появляется серая полоска. Она еще очень мала, но в гробовой тишине чувствуется та смертельная опасность которую ни чем не остановить. Она движется с невероятной скоростью навстречу земле. Люди бегут спотыкаясь о камни. Женщины с кричащими детьми на руках, бойцы с винтовками помогающие старику двигаться быстрее. Смерть уже близка и им не успеть. Крики и плачь обессиленных людей заглушает стремительный порыв сорвавшегося смерча. День потемнел и водяной вал вырос перед ними. Десятиметровая волна налетела со скоростью более ста километров в час. Чудовищная мощь воды вырывает с корнем брашпиль сорвав его со шпилек . Ураганной силы ветер погнал волну к горам. Сметая все на своем пути она ударилась в отроги хребта и отхлынула обратно унося с собой человеческие тела, бревна и бочки…
Я вскочил от приснившегося кошмара. Но море спало и не было слышно ветра. Теплая ночь окутавшая побережье постепенно отступала. Проснулись чайки. Смутное чувство тревоги не покидало меня несколько минут пока раздувал угли. Сходил на реку умыться и зачерпнуть воды к чаю. Утки с кряканьем бросились врассыпную. Полу бегом, полу на крыле они торопились к вонам прибоя. Там чувствовали себя в безопасности. Горячий чай и душистая папироска  вернули меня в действительность. Собирая рюкзак и отряхивая спальный мешок оглянулся на море. Огромное солнце кровавым диском поднималось на востоке. Оттуда же пришла и волна того ужасного цунами. Стало не по себе. Что то угнетало и тревожило в душе. Слышались крики людей и рев стихии. Хотелось поскорее уйти из этого места. 
Я выплеснул недопитый чай на огонь, быстро упаковал копченый котелок и спешно зашагал навстречу крепнувшему ветру. Вечером выяснилось, что в скоротечных сборах я забыл на месте последней ночевки кружку, но возвращаться туда совершенно не хотелось.

large.i-709.jpg.696f0bd8019631a1fa4a7bd175d0920f.jpglarge.i-710.jpg.92cb242ebc0386ccc41541f4afe153bc.jpg

  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

9. Ни живой ни мертвый.

 

Уже конец октября, а я никак не мог покинуть гостеприимную заставу с ее радушным командиром у которого квартировал в ожидании вертолета на материк. То погода не позволяла совершить безопасную посадку на небольшой ровный клочок земли, то нежелание принимать проверку из комендатуры. Еще не приведены в порядок казармы и не составлен отчет по продуктам и ГСМ. На том конце провода злилось начальство, но ему вежливо докладывали сводки погоды : - Ветер 10-15, усиление до 25 метров в секунду. Видимость 20. Верхняя кромка – 100 метров… И вылет откладывался до улучшения погоды или до того момента когда будут составлены все бумаги. Хорошо живут пограничники!
С утра все бегали и что носили, чистили и красили. Повар на кухне все ночь жег серную шашку – дегазировал тараканов. Пять бойцов лопатами закапывали огромную кучу консервных банок на заставной свалке. Столб черного дыма извещал о списании отработанного масла.
- Что за сборы? – спросил я у защитника тащившего ящик старых сапог к очагу пламени
- В обед проверка из комендатура сядет. Шороху будет всем. Потом помолчав немного добавил: - Кроме Вас наверное…
В ста метрах выше по косогору располагался отдельно стоящий домик. Его всегда поддерживали в чистоте и порядке. Даже в цветнике из огромной покрышке росли красивые желтые цветочки не местной флоры. Этот домик предназначался именно для высокого начальства кое прилетало что то проверить и главное отдохнуть на недельку от армейской службы. Вид недалекой помойки искусно скрывали заросли кедрового стланика. Местный медведь по прозвищу Джек-потрошитель  давно привык к соседству с заставой,  и по ночам кормился на свалке не причиняя никому вреда. При малейшей опасности он удирал в заросли. Бойцы проводили эксперименты ставя на видном месте три целые банки компота, сгущенки и тушенки. Медведь безошибочно находил сгущенку. Ребята шутили, что он научился читать названия изучая плакаты и лозунги висящие в расположении части. Его считали ненавязчивым соседом тем более что появлялся он только весной и поздней осенью. В его отсутствие бойцы скучали и рассказывали друг другу разные смешные моменты с участием медведя.
К обеду свободные от несения службы бойцы выстроились на плацу при параде. МИ-8 уже натужно гудел над сопками. Из распахнувшегося люка появилось начальство с суровым лицом и складками жира под подбородком. Восемь человек в шинелях и шитых золотыми галунами фуражках проследовали к строю солдат. Впереди шел целый полковник, замыкал прибывших прапорщик и симпатичная блондинка лет тридцати. Начальство оглядев строй поздоровалось по форме, на что услышало в ответ хоровое – гау гау гау! Остальные буквы уносил ветер. Строй распустили и все, руководимые командиром части двинулись в казармы. Я в это время скрывался в кустах кедровника стараясь не попасться на глаза. Гражданским тут быть не положено. Через час прибежал рассыльный и передал мне записку от старшины команды . В ней мне было предложено погулять пару дней вне заставы. Начальство свирепствует! Взяв берданку и рюкзак, повинуясь жестам часового на вышке, я быстро выбежал за ограду и растворился в высокотравье.
Прилетевший прапорщик с женой медиком поселился на отшибе в этом маленьком домике с чугунной печкой и без водопровода. Он был лучший механик округа и имел фамилию Неживых. В этом человеке удивительным образом сочетался талант слесаря, электрика и водителя. Но самым главным его качеством считалось полное отсутствие страх ко всему . Видимо это чувство покинуло его давно и навсегда. Он смело разминировал любые мины и снаряды минувшей войны, лазал по нависающим скалам за яйцами кайр, нырял со скал в прибойную пену и наверное мог бы выпрыгнуть с вертолета, но только такого шанса ему не представилось. Пока комендатура проверяла порядок он чинил гусеничный тягач, ремонтировал электронику и гидравлику. Жена проводила плановый медосмотр. На следующий день были назначены строевые занятия и зачетные стрельбы. Полигон находился в километре за мысом и представлял собой галечный пляж с мишенями, за ними море. Бойцы стреляли из автоматов, пулеметов, гранатометов и всего мыслимого вооружения по бочкам и картинкам. Офицеры и наш прапорщик тоже решили сдать норму по стрельбе. Он взял ручной пулемет и лег на позицию. Но тут погода испортилась и полил дождь. Все бойцы бросились с оружием в марш-бросок до ближайшей казармы части. Нашему герою  бежать ближе всего. Его домик крайний и он крикнул старшине, что после дождя принесет оружие в казарму,  ловко вскочил под навес крылечка. Жена была дома, о чем свидетельствовало ее неторопливое пение за стеной. А двери никто и никогда на засовы не закрывал, - ведь не от кого. Прапор стоял и смотрел на ливень. Он достал из мокрого кармана пачку сигарет и чиркнул спичку. В это время его глазам предстала картина. На помойке, всего в пятидесяти метрах, огромный медведь раскапывал лапой содержимое ямы. 
- Ну сейчас мы повеселимся… - процедил военный выплюнув окурок и потянул на себя упор затвора. Он вовсе не хотел убивать медведя. Ради озорства решил пощекотать его нервы и выпустил первую очередь в сторону зверя. Банки прыгали вверх и редкие трассирующие пули рикошетили к морю и сопкам. Медведь рванул к зарослям, но тут же туда была послана вторая очередь. Зверь метался по мокрой свалке, кругом свистели пули и прыгали простреленные банки. Куда бы он не отступал,  дорогу ему преграждал пулеметный огонь.
- Ага! – орал в азарте отважный прапор посылая новую очередь, - а мы вот сюда…. В конце  концов напуганный медведь не выдержал и издав громкий рык бросился на своего обидчика. Тот хотел было преградить ему дорогу, но очередь не получилась полноценной, патроны в рожке кончились и затвор открылся. Он стоял спиной к входной двери и слегка толкнул ее задом чтобы вскочить внутрь, но вечно открытая дверь была заперта изнутри. Озлобленный мокрый зверь несся большими прыжками ему навстречу, с рыжей шкуры при каждом касании земли летели брызги. Еще немного и он возле дома. Бесполезный теперь пулемет медленно опускается из рук, спина прилипла к двери,  и военный издал почти животный вопль. В этот момент жена открыла задвижку и он комом вкатился внутрь. На звук стрельбы выбежали пограничники. Джек-потрошитель поняв превосходство сил свернул в заросли. Ржали все включая грозных ревизоров и только белокурая жена пискляво ругалась и грозила всем тряпкой. Утром на бельевой веревке рядом с полотенцами висели постиранные портки прапорщика. Он улыбался и рассказывал эту историю своими словами, но иногда косился в сторону помойки. Бойцы дали ему новое звучное прозвище: Не живой- не мертвый! 
Как и договорились,  я явился случайно и предъявил свои документы. Начальство долго недоумевало откуда я взялся и что они со мной теперь должны делать. Было решено доставить меня в комендатуру, чем мне неслыханно помогли. Узнав, что я занимаюсь наукой предложили мне прочитать лекцию и поведать защитникам,  как себя вести при такой встречи с медведем. Охотно согласившись на роль странствующего проповедника мы перешли в дом к командиру где полковник раздобрев от коньяка из маленькой фляжки к которой он частенько прикладывался, начал рассказывать мучительно долгие истории своей охотничьей жизни. Его бравые подвиги светились отвагой. Даже будто бы на теле есть раны от схватки с хищником, но продемонстрировать их немедленно он отказался по этическим соображениям. В конце повествования  он спросил сколько у меня осталось патронов и не надо ли дать про запас немного. Я ответил, что таких патронов здесь не найти и что у меня берданка двадцатого калибра. Он посмотрел на меня сурово и сказав, что я сумасшедший сменил тему разговора. Утром меня повезли в город для выяснения личности.

  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

10 часов назад, mr.Dormidont сказал:

Где то это уже читал=))) 

Наверное на Скитальце. Продолжать или нет смысла?

Изменено пользователем Барклай
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

2 минуты назад, Барклай сказал:

Наверное на Скитальце. Продолжать или нет смысла?

Да, точно. Ну, конечно продолжать =) скитальца мало кто читает

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

10. Хвостик по химии.

 

В тридцатилитровую деревянную бочку выброшенную прибоем огромные кижучи не помещались как селедки. Их приходилось ставить головой вниз вертикально. Проделывая эту операцию я тщательно просаливал каждую рыбину изнутри и снаружи, вынимал жабры. Всего влезло девять штук каждая килограмм по семь. Бочка долгое время замачивалась в ручье и пропаривалась перед засолом. Поверх торчащих хвостов был залит холодный тузлук с лавровым листом и перцем через маленькую дыру в деревянной крышке. Забив туда пробку решил что пора и перекурить. Соль щипала руки, но радость от того, что полечу домой с таким подарком заглушала все негативные моменты. Сквозь щели затаренной бочки проступал сок.
От острова Матуа до Северо-Курильска очень далеко, но меня должен был забрать сейнер на обратном курсе с путины. На днях командир части вызвал меня к себе и вручил радиограмму с материка. Из двух десятков исковерканных передачей слов мне удалось понять, что если я не сдам до Нового года хвосты по органической химии за третий курс института, то буду отчислен за неуспеваемость. Ох уж эта химия! – проклинал я ее и себя, что попал в такую ситуацию на краю земли. Но делать нечего, придется лететь в Москву и встречать праздник там. Я готовился.
Корабль опоздал на трое суток. Он появился только к вечеру сообщив на заставу о подходе близко к берегу. От ржавого, поцарапанного борта отошел вельбот. Гражданские и солдаты смотрели из под руки на приближающуюся точку. Уже заметны люди в оранжевых спас-жилетах. Подойдя к берегу моряки попрыгали в ледяную воду и много сильных рук ухватившись за борта, мигом протянули лодку на гребне волны к галечному берегу. Все бросились им помогать. Суровые и давно не бритые рыбаки улыбались и выносили на берег коробки со свежей рыбой – подарки островитянам. Кто- то передавал посылки в район своим родным, военные оправляли приболевшего бойца в госпиталь, я грузил тяжелую бочку соленой рыбы. Женщина с метеостанции подавала им закутанный в полотенце кулек горячих пирогов с брусникой. Все смеялись и благодарили ее. Поймав очередную волну мы отошли от берега и круто развернувшись направились к судну. Вельбот сильно качало на валах и всех обдавало соленой водой. Люди на берегу махали нам руками. Собаки носились вдоль воды и лаяли. Мы ели горячие сладкие ватрушки с привкусом моря. Берег отдалялся и скоро уже нельзя было разобрать ничего кроме маяка, домов и сопок.


Аэропорт Елизово долго не хотел принимать маленький чешский самолетик Л-410 рейсом из Байково. Пришлось прожить пару дней у друзей с острова Шумшу. Погода постоянно менялась и дул сильный ветер. Мой рюкзак и бочка сильно отягощали  мобильность при посадке в самолет. В нем всего десять мест а желающих попасть на Камчатку с островов гораздо больше. Знакомый летчик оформил бочку  как научный материал для московского института. Мужики с трудом закатили ее в салон самолета и чертыхаясь пошли мыть руки. В небе над морем нас душевно болтало пока не набрали высоту. Я обнимал бочку упершись ногами в соседнее сиденье. Мокрая и скользкая она рвалась из рук грозив прокатится по проходу и проломить дверь летной кабины. Прилетев на Камчатку выяснилось, что билетов на Москву нет и надеяться что они будут не приходится. Скоро Новый год и многие летят в отпуск через столицу транзитом. Никакие мои документы, командировочные предписания и слезные  мольбы не помогали. Сдав вещи в камеру хранения вышел покурить на небольшую площадь перед аэропортом. У забора стоял древний «Запорожец» и невысокий мужик плотного телосложения громко матерясь пытался засунуть в него холодильник такого же размера, как и сама машина. Новая техника видимо была доставлена самолетом и получена им здесь же. Не зная чем мне заняться подхожу ближе к машине.
- Он туда не влезет. Если только волоком на веревке или на багажник, которого у вас нет.
- Чем языком то молоть, помог бы лучше! – мужик грозно посмотрел на мои сапоги и суконную куртку с капюшоном. Видимо хотел понять к какому типу бичей я отношусь.  Ухватившись за угол коробки с трудом поднимаем ее вверх и толкаем внутрь. Все напрасно. Она явно не проходит по вертикали и по длине. Надо быть крупным идиотом чтобы этого не понимать.
- Ты откуда? – сказал мужик вытирая шапкой пот на лбу.
- С Северо-Курильска лечу в Москву. Только билетов нет. Он посмотрел на меня внимательно и спросил: - А документы какие есть у тебя? Я достал экспедиционное удостоверение, паспорт и протянул ему.
- Инженер-охотовед Центральной…. – читал он мелкие буквы напротив фотографии. Затем бережно открыл паспорт и внимательно изучил графу «Прописка»
- Вот те на! Охотник стало быть? – возвратил он мне документы. – Я тоже охотник – промысловик. В Госпромхозе  много лет проработал. Сейчас на пенсии с бабой своей живу недалече отсюда. Слушай , Николай, ты посиди здесь, пивка попей, а я мигом за соседом сбегаю. У него японский грузовичок есть. А? На нем в раз доставим. Так я остался с огромной коробкой, а мой новый знакомый уехал на своем «Запорожце». Скоро появилась машина соседа. Старенький Хайс вместил в свое чрево холодильник – подарок сына живущего в Хабаровске своим старикам на юбилей, и нас двоих. Харитоныч – так звали старого охотника , оказался душевный мужик. Жил он со своей старухой в частном доме на окраине поселка. Держал собак и кур. Хозяйство не большое но добротное. Во всем чувствовалась хозяйская рука. Они были потомки тех казаков, что шли за «Зеленым клином» на восток державы осваивать границы земли Российской. Прогостил я у них три дня пока не купил билет на москву. Помогал с углем и дровами, таскал воду в баню, а по вечерам рассказывали друг другу разные охотничью истории. Время летело быстро, и Клавдия Петровна его жена, никак не хотела меня отпускать, так я ей полюбился. На прощанье она завернула мне в дорогу сверток и сказала, что в самолете лететь долго и кормят там плохо, все икра да курица, а это камчадальская еда. Только благодаря ей наши прадеды и выжили в этом суровом краю где не растет пшеница и плохо родит огород. Еще горячий кулек я бережно положил в сумку и пошел на регистрацию пассажиров. Милейшие, добрые люди.
У меня оказалось место возле окна. Рядом размещалось семейство из капризного  отпрыска, худенького, лысого мужчины и его огромной жены с бюстом оперной певицы и пышными телесами. Мальчишка кривлялся и хныкал, просился к окну. Я предложил нам поменяться местами, на что все сразу согласились. Дама сидевшая с боку защебетала и расплылась в улыбке. Тут я понял, что сделал глупость сев рядом с ней. Лететь девять часов без посадки, и чтобы не слушать ее дребезжание прикинулся спящим. Не прошло и получаса, как меня разбудили. Стюардесса разносила завтрак из курицы и бутербродов с икрой. Мне надлежало передать еду мальчику. Все откинули столики передних сидений и захрустели  жареными окорочками. После сытных обедов хлебосольной хозяйки на это глаза не смотрели. Порывшись под ногами извлек сверток домашней еды и стал аккуратно разворачивать фольгу. Моим глазам предстала медвежья лапа распаренная в печи, соленые огурчики и черемша. При виде аппетитного жирка и разносолов потекли слюни, и я впился зубами в палец на лапе. Сочный вкус медвежатины с черемшой невозможно описать словами. Я кусал и кусал хрящики шурша мятой фольгой, а огуречный сок тек по бороде на столик покрытый полотенцем.
- Пакет! Стюардесса! Дайте скорее пакет, мне плохо! – орала моя соседка и металась в кресле. Пришла стюардесса и уставилась на меня. Я прекратил пожирать медвежью руку и сидел с набитым ртом глядя на нее.
- Пассажир! Вы что себе позволяете. Я принесла вам курицу и бутерброды, а вы едите … не знаю даже как сказать – вежливо начала симпатичная девушка. – В общем не могли бы вы убрать все это до посадки в Москве. Пожалуйста, а то видите женщине плохо. Только теперь я понял комизм ситуации. Видимо в своих одеждах и с нечесаной бородой я сильно смахивал на вурдалака или  каннибала. Извинившись я поспешно убрал свою еду обратно. Женщина удалилась в туалет а на ее место сел муж и всю дальнейшую дорогу в полудреме косился в мою сторону.
Грязной и мрачной предстала декабрьская столица после синих снегов Дальнего Востока. Рейс с Камчатки московские таксисты всегда встречали с особым трепетом.
- Слюшай друг, куда ехать да! – приставал ко мне в зале ожидания багажа местный извозчик.
- В Балашиху, в институт ВСХИЗО. Только у меня багаж тяжелый, надо помочь.
- Как скажешь, дорогой. Вот этот ваш чемодан? – не унимался туземец и крутился возле элеватора который поднимал наверх чужие вещи. Томительно шли минуты, а моей бочке все не было. Но тут с грохотом что то упала на транспортер и в проеме окна появилась она. Шофер видимо понял что это именно мой багаж и приуныл. Обруч немного съехал и рассол сочился на пол источая запах соленой рыбы.
- Эй, такай груз большой. Надо доплатить, уважаемый! – пропел таксист. Я кивнул головой. Деньги были и мы покатили в город.
Кафедра физколоидной и органической химии находилась на третьем этаже старого корпуса княжеского поместия  в чьих стенах размещался институт. Помытым и постриженным я постучался в высокую дверь с табличкой «Лаборантская». За столом сидела пожилая учительница и проверяла листочки контрольных работ.
-Кхе, кхе! Валентина Михайловна разрешите? – произнес я подойдя поближе.
- А! Ну как же, как же. Помню, у вас хвостик за прошлый семестр. Пришли сдавать. Подготовились? – сказала преподаватель, - давайте зачетку! Я протянул синюю книжечку и развязал рюкзак доставая огромную рыбину.
- Что это? – приподнялась Валентина Михайловна и посмотрела поверх очков.
- Собственно хвостик… - начал было объяснять издалека.
- Но это не тот хвостик о чем я говорила!
- Именно этот. Свеже- покойный кижуч с островов Курильской гряды. Сам ловил и солил специально для такого случая. Ведь Новый год на носу.
- Ну даже и не знаю, как вас Николай …. эээ, она посмотрела в зачетку, Викторович.
- Ах Валентина Михайловна. Теперь ведь двоечники на дороге не валяются. Мы, можно сказать специально для вас и существуем. Химию вашу мне все равно не постичь, а вот за «троечку» я вам примного благодарен буду. Ради учебы я даже с Камчатки прилетел. Нельзя меня отчислять.
А хвосты и зачеты по другим предметам я сдал в тот же день. Но тут на сессии оказались охотоведы курсом старше. Поэтому рыбы на другие предметы не хватило.

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Однозначно продолжать!

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

11. Черное и белое.

 

Снег на Курилах всегда выпадает в огромном количестве. С первыми порывами западных ветров на городок обрушивались снежные заряды. Это совсем не тот снег, что выпадает в средней полосе. Здесь хорошо заметно именно то облако, которое наградит тебя осадками. Его видно издалека еще над морем. Белая пелена приближается очень быстро гонимая сильным ветром. Вот уже первые снежинки проносятся мимо тебя вдаль на серое покрывало стлаников. Проходит мгновение и все вокруг исчезает в вихре белого пуха. Ветер усиливается, снежинки бьют в лицо, тают на щеках и носу, забиваются за воротник и мешают открыть глаза. Ты поворачиваешься спиной и ловишь мощные толчки ветра. Его сила нарастает с каждой секундой и вот уже не видно кончиков пальцев вытянутой вперед руки. От налипшего снега тяжелеет шапка и при каждом движении с  куртки сваливается очередной кусок снежной корки. Но проходят минуты и все начинает затихать удаляясь куда то в сопки. Из синевы проступают скалы ставшие совсем зимними, зеленые пятна кедрового стланика и контрастно-черная полоска остывающего моря. Здесь редко бывает очень холодно. Средняя температура зимы -3 – 8 градусов мороза. Острова разделяют теплые океанические муссоны и холодные воды Охотского моря. Находясь на передовой этих атмосферных фронтов маленькие кусочки земли получают огромные порции  осадков. Максимальное их количество приходится на март. За одну только снежную ночь может выпасть более двух метров снега. Тогда город исчезает под его толщей. Из белого покрывала торчат печные трубы а направление улиц можно определить по линии изоляторов столбов электропередачи. Вход в дом представляет собой незамысловатую дыру в сугробе возле которой всегда лежат хозяйские собаки. Многие дома имеют на своей крыше «скворечники» - деревянные конструкции типа  дачного сортира, через которые жильцы проникают внутрь помещения. Единственный вид общественного транспорта в это время – гусеничный ГТС и снегоход. Хотя были и любители держать собачьи упряжки. Но город живет, дети ходят в школу, женщины в магазины, собаки на помойку.
С наступлением зимы мне предстояло заняться учетом промысловых видов пушных зверей в частности горностая. Местные охотники добывали его мышеловками прибитыми на небольшие дощечки от штакетника забора. Поэтому к октябрю наступала полная демократия и исчезали все ограды цветочных клумб и полисадников. Мне показалось не гуманно красть заборы у соседей и я направился на пилораму. Отобрав нужное количество досок целый вечер их тщательно выстругивал, прибивал дефицитные в то время мышеловки и подтачивал мелким напильником насторожки. К утру получилось два десятка самоловов. Купив в магазине килограмм мороженной мойвы и продуктов на неделю, стал собираться на Пионерское плато ловить этих многочисленных и шустрых представителей семейства куньих. 
С тяжелым рюкзаком за плечами и по колено в свежем снегу идти пришлось гораздо дольше, чем я мог себе представить. Уже близился вечер а до знакомого тепляка, так местные зовут избушки обитые снаружи железом, оставалось еще далеко. Дойдя до знакомого поворота, здесь тропа поднималась наверх огибая нагромождение береговых плит, решаю оставить капканы до завтра и уйти налегке к теплой ночевке. Разгрузив рюкзак быстро шагаю по еще заметной тропе между полями кустов стлаников в густеющую темноту ночи. Фонарик выхватывает из сумрака привычные камни-останцы, неширокий ручей и останки ржавого баркаса на песчаной косе. В свете луча очертания предметов видятся сквозь горизонтальную рябь несущихся снежинок. Поднимаюсь на невысокую скалу и вижу вдалеке желтую точку огонька в оконце избушки. Должно быть кто то живет. Это радует. Значит в печке горят дрова, тепло, горячий чай и долгие разговоры и дрожащей свечи. Жилье находилось на плече старого уступа скалы. Место удобное и красивое, вот только за дровами приходилось спускаться к морю. Зная об этом, наощупь выкапываю из снега несколько подходящих палок и обрубок сухой доски. Привязываю к лямкам рюкзака и лезу наверх. Снег повалил еще сильнее. Я торопился и скользил подтягивая вязанку дров. Вот в избе открылась дверь, в свете фонаря стоял человек и пытался понять что это там копается внизу.
-Моя люди! – крикнул я слова Дерсу Узалы. Не прошло и минуты, как сильные руки ухватили меня за лямку рюкзака и с силой потянули вверх.
- Чего шляться по ночам! Давай скорее в избу. Веник вот у входа стоит. Снег смети с себя. – сказал мне незнакомый голос и исчез за дверью чтобы зажечь задутую свечу.
Мой новый знакомый оказался высоким худым парнем лет тридцати. Звали его Сергей, и работал он в охране водного района рыбинспектором. Здесь находился его пост наблюдения за судами производящими лов в прибрежных водах. Мы долго сидели и разговаривали про рыбалку и охоту, травили анекдоты и закусывали моими продуктами и свежим мягким хлебом. Принесенный спирт разбавленный талой снежной водой согревал изнутри. Было тепло и уютно в этой маленькой избушке на краю земли. С висевшей за печкой суконной куртки шел пар. Низкое оконце заносило мокрым снегом. Я раскатал спальник и устроился на свободных нарах. Хотелось спать, но из угла дуло холодом. Заткнув его шапкой погружаюсь в сон. Догоревшая свечка потухла и в темноте слышно только как свистит ветер и грохочет море. Мы спим.
Метель бушевала всю ночь. Утром выглянуло солнце и окрасило окрестные горы оранжевым цветом. Легкий морозец покрыл льдом прибрежные камни. Я спешно попил чаю и отправился за ловушками. Природа за одну только ночь потеряла все краски. Остались всего два цвета черное и белое. Пухлявый снег доходил выше колена, но передвигаться было не сложно. Его еще не успел утрамбовать ветер. Легким пухом он висел на кустах и траве, шапками покрывал камни и редкие кустики бересклета. Продвигаясь по белой равнине замечаю впереди себя странную картину. Две черные точки размером с яйцо непонятным образом толчками движутся мимо меня. Причем расстояние между ними сантиметров 25-30 не меняется. Осторожно подхожу ближе и смотрю внимательнее. Нет ничего кроме этих двух точек. Еще ближе. До них уже два метра, но я так и не пойму что это такое. Тут нагнувшись почти вплотную слышу что то рычит. Только теперь до меня дошло, что это горностай который поймал мышу. Я вижу черный кончик его хвоста и мышь в зубах с которой он не намерен расставаться и дает мне это понять своим злобным рычанием. Мышь большая и тащить ее по такому пухлявому снегу у него не получается. Он впился в нее зубами и маленькие бусины черных глаз хищника горели дьявольской злобой . Мне разобрал смех глядя на забавного зверька. Тот сделал пяток прыжков, но ноша для него явно тяжела. Оглянувшись на меня еще раз, он решил полезть внутрь сугроба упираясь лапочками в торчащие прутья ивняка. Из под снега еще доносились его недовольное ворчание.
Ловушки расставил быстро. Осталось надеяться, что за ночь их не занесет снегом и мне удастся отловить несколько зверьков на этом участке побережья. Утром я обнаружил трех горностаев в мышеловках и одного неподалеку от захлопнувщейся ловушки с разбитым носом. Тут же подогнул насторожку на более легкий спуск. Каждый новый день меняя направление установки капканов находил одного-другого зверька с разбитым носом. Я никак не мог понять почему такое происходит. Все детали механизма работали от малейшего прикосновения, но проловы случались неизменно. И вот однажды тайное открылось. Шустрый горностай прыгал мимо меня к колышку с кусочком аппетитной мойвы. Я уже вижу как он принюхивается и осторожно обходить приманку по ветру. Осмелев начинает грызть замерзшую рыбку и тут срабатывает ловушка. В мгновение зверек подпрыгивает вверх и падает замертво. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что удар дуги пришелся ему по носу. Реакция зверя настолько велика, что в те доли секунды пока захлопывается душка мышеловки он успевает убрать из под удара шею. Вечером пришлось переставлять детали всех спусковых механизмов ближе к пружине, чтобы избежать неприятных последствий. 
Связка красивых белых шкурок с черными кисточками на хвостах уже была готова к сдаче в заготконтору. Мой приятель оставался еще на неделю и попросил оставить ему немного продуктов. Упаковав пушнину в освободившийся мешочек от сухарей и пожелав Сергею удачи, я зашагал вниз по скользким булыжникам. Доски от капканов пошли на растопку его печки. Мышеловки же я нес в поселок обещая отдать их знакомому охотнику. Добытые шкурки придирчивая приемщица пушно-мехового сырья оценила первым сортом и малым дефектом по цене в двадцать рублей за штуку. Вечером в гостях у охотоведа мы выпили коньяка купленного на сданную продукцию будущего охотничьего хозяйства. Домой я шел поздно по дорожке посыпанной свежим черным шлаком из кочегарки. Ее даже в полной темноте было ясно видно на белом покрывале заметенной улицы Мира.

Под первым снегом Курильский рододендрон.

large.h-704.jpg.c5dfbd03fc11886edbac5f79b8d13da7.jpg

 Пионерское плато. Место учета горностая.

large.h-718.jpg.590b80ad74e3079e112c4653cb48c927.jpg

Прибрежная полоса зимой.

large.h-724.jpg.afc3f9a0781243a4754fd2a3441c643c.jpglarge.h-723.jpg.cb7bcdd93761f39ce7de53dd18097bed.jpglarge.5c89f14d38c7f_.jpg.0a1855b310c96c4f587f6da5cee649f6.jpg

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

                                     Часть вторая. Онекотан.

 12.  Избушка на краю земли.

 

В просторном  брюхе вертолета было тепло и тесно. Машину постоянно трясло мелкой дрожью. За мутным плексиглазовым  иллюминатором проплывал океан. Даль терялась в сизой дымке простора и глаз не находил очертания земли. Большой дополнительный бак под керосин занимал половину грузового пространства. Вокруг него в беспорядке лежали мешки, ящики, какие-то детали машин были привязаны растяжками к борту, и наши рюкзаки с лыжами. Мы с напарником Николаем Завязкиным  летели на далекий остров проводить учеты морского зверя и огнёвок, конечно попутно  охотится на лисиц. Ему было лет сорок. Работал он на станции «Орбита» по обеспечению связью и телевидением районного центра. Специально для поездки на этот остров он выпросил у начальника отпуск в январе. Добродушный и жизнерадостный человек во всем мне помогал и я был ему очень благодарен за участие и компанию. Мы скинулись на продукты и боезапас к двум ружьям, выпросили две пары лыж в магазине районного общества охотников и где то сперли двуручную пилу. Я прошелся по своим знакомым в порту, комендатуре, заглянул вечером на огонек к официантке ресторана и добыл две месячных нормы спирта на зимовку. Спирт в то время продавался в магазине по цене пять рублей пятьдесят копеек за бутылку с надписью «Спирт питьевой. Южно-Сахалинск» но отпускался по одному литру на человека в месяц согласно продовольственному талону. Все это было бережно упаковано в коробки и ящики, чтобы при спешной высадки не промокло и не побилось. Я смотрел в окно прислонившись спиной к оранжевому баку и думал о вечности. Но вот сбоку показались горы, вертолет снизил высоту и заложил размашистый разворот на остров. Машину сносило сильным ветром. Под нами пронеслись мелкие скалы, огромное не замерзшее озеро в воронке вулкана с маленьким пиком посредине, какие-то разрушенные строения и бараки. Вертолет сильно качнуло и мы снова начали набирать высоту. Вышел пилот и почти прокричал прислонившись к моему уху:
- Там где планировали сесть не сможем. Ветер не позволяет. Выбросим вас на северо-западном побережье. Там есть небольшая изба и меньше препятствий для хождения. Там сами разберетесь. Понял? В знак понимания я закивал головой. Он похлопал меня по плечу и исчез в кабине. Снова замелькали ослепительно белые вершины гор, камни останцы, крутые распадки и черные глыбы в пене прибоя. Вертушка зависла на одном месте и стала быстро снижаться. За бортом взвился снежный вихрь и вся округа погрузилась в бешенную пляску снежинок. Летчик открыл люк и куда то туда полетели первые ящики и мешки с рюкзаками. Главное было не забыть ничего своего и не прихватить чужого. Уже через пару секунд мы лежали лицом вниз и распластавшись на снегу держали свои вещи от порывов ветра поднимаемого вертолетом. Шум быстро удалился и я поднял из снега свою бородатую физиономию. Напарник сидел по грудь в сугробе и ржал показывая на свое положение. Протерев от снега глаза я посмотрел вслед улетающей машине. Ветер относил звук работающих винтов, но красный проблесковый маячок еще долго мигал на его борту. Это были последние штрихи цивилизации на долгие месяцы. Кто и когда придет за нами, договора не было. Мы надеялись выбраться с оказией на корабле или с пограничниками.
Избушка! Этот маленький остов человеческого жилья давно никто не посещал. На месте частично развалившегося строения чьей то заботливой рукой давно были собраны стены, крыша и большая терраса обтянута тканным материалом от задувания снегом. Внутри все таежные избы имеют приблизительно одинаковое строение. Сбоку печка, две нары в дальнем углу и стол под низким оконцем. Только мы откопали вход, то сразу поняли как здесь много работы предстоит сделать. Потолок зиял проваленной доской, а через разбитое ветром стекло надуло огромный сугроб внутри. Печка прогнила и скрючилась от времени. На столе и лавках толстым слоем лежал мышиный помет. Окаменевшие пачки соли на полке соседствовали со старыми разбухшими батарейками и позеленевшими латунными гильзами. Спички и пара стеариновых свечей тщательно обгрызаны мышами и лишь только целая керосиновая лампа торчала словно Эверест из снежного сугроба. Затащив внутрь пристройки коробки и рюкзаки наконец то решаем покурить первый раз за несколько часов проведенных в небе.
Я развернул пилу и отправился к морю пилить на дрова плавник. К ночи предстояло закончить ремонт и приборку. Напарник занялся уборкой помещения. Из под снега повсюду выступали концы бревен выброшенных прибоем. Пила пилила хорошо и через пол часа я натаскал достаточное количество сухих лиственничных чурбаков для поддержания тепла на несколько дней. Хорошенько шарахнув по трубе поленом услышал как в печку посыпался снег и сосульки. Не сделав этого рискуешь задохнуться в дыму и заново разводить огонь. Дрова разгорались и с боков печки пошел пар. Запахло дымом и ржавчиной. Сверху уже поставлены ведро и чайник. Мы суетились внутри. Что то прибивали, подметали и переносили из угла в угол, затыкали щели меж бревен, раскладывали под нары свои вещи и отмывали местную посуду под овальным выменем рукомойника. Не заметили как пришли густые сумерки. Но в избушке было уже тепло и уютно. Торжественно зажигаем керосиновую лампу. Ее ровный желтый огонь наполняет таинственным светом окружающие нас стены, потолок и мокрые куртки на гвоздях за печкой. Чай над парящими кружками. На столе  печенье, домашние котлеты приготовленные заботливой женой Николая, соленые огурцы и спирт в древней бутылке из под портвейна. За зеленым стеклом не видно процесса реакции и друг временами легонько стукает по ней вилкой определяя готовность к потреблению. Но звук глухой и он продолжает что то рассказывать из своей жизни про охоту. Разбитое стекло затянутое целлофаном полощется от ветра. С каждой минутой пустота между рамой все больше забивается снегом. За стеной свищет ветер и метет пурга. Пахнет жареным салом и луком. Именно в такие минуты по настоящему понимаешь ценность этих стен. Когда усталый путник может спокойно отдохнуть и обсушиться, спрятаться от ветра и стужи. Как у людей поднимается рука жечь такие приюты охотников и рыбаков?
- Я говорю полить маслом грибы? – дергая меня за рукав спрашивает друг. – Спишь что ли? А я тут закуску уже приготовил. Ладно давай поднимайся. Спирт дошел. Ну с прибытием! Мы сдвинули кружки. Бодрящая влага пролилась внутрь обжигая все на своем пути. Хрустнув огурцом потянулся к разогретой на сковороде котлете.
-Тут мышей полна хата. – говорит не преставая жевать компаньон. – Пока я тут готовил они везде бегают. Вон, вон смотри еще одна! – показал он вилкой с нанизанным грибом в угол у входа. Там действительно сидела жирная сеноставка и с презрением косилась на нас своими черными бусинами глаз. Я неловко повернулся и та мгновенно исчезла.
-Маленькие люди тайги! – многозначительно произнес  Николай слова великого охотника Дерсу Узалы. – Его тут давно живи. Мало – мало избушку кушай, в стене дырку делай! – не унимался он. Из угла под нарами послышалось недовольное верещание зверька. Мы рассмеялись. Зеленая бутылка постепенно опорожнялась. Разговор перешел далеко за полночь. И наконец сосем уморившись от усталости и выпитого решаемся отойти ко сну предварительно сходив до ветру. Луч фонарика высвечивает пустые бочки и ведра в пристройке и легкую каркасную дверцу на улицу. Все северные избы имеют дверь открывающуюся внутрь помещения. Это делается для того, чтобы усталый человек не откапывая до конца вход мог просто ввалится внутрь а не замерзнуть перед ним. Открываю дверь и вижу перед собой стену из свежего снега. Пока мы болтали метель занесла нас по крышу. Не желая возится с лопатами делаем свое дело прямо в снежную пробку оставляя в ней аккуратные протаеные точки. Спал я мертвецким сном завернувшись в экспедиционный  спальный мешок. Проснулся под утро от чудовищного храпа. В убавленной лампе мерцал огонек фитиля, дрова прогорели и изба сильно выстудилась. Я представить себе не мог, что человек может так храпеть. Знал бы про это, с ним бы не полетел. Вожусь с дровами и щепаю лучину. Пока готовил чай и завтрак компаньон превратил свой храп просто в рыдания на вдохе и выдохе. Я кинул в него тапком. Он почавкал и захрапел с новой силой. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я принес лопату снега и высыпал ему в спальник. Тот вскочил и первым делом спросил снег был не желтым? Он хороший парень мои напарник и на такие вещи смотрит с должным юмором и пониманием. Первый день на острове выдался ясным и морозным. За час мы раскопали заносы у входа, позавтракали и спешно стали собираться на разведку новых угодий. Что ждало нас не знал никто . Впереди были голод, тяжелейшие восхождения на хребты, радости удачных выстрелов и неожиданные открытия, но это все будет не сегодня. К таким поворотам событий каждый наверное был готов. Это называется охота. Сейчас мы спешили укладывая в рюкзак карты и папиросы. Яркий свет слепил глаза а голубые снега Онекотана уходили высоко в отроги гор. Лыжи уже скрипели под ногами оставляя следы в разные стороны от нашей избушки. Ружье привычно тянуло плечо а найденная крепкая палка помогала при подъеме. Чувство полной свободы переполняло меня. Хотелось подняться как можно выше и смотреть на эту безлюдную снежную пустыню и горы. Я был счастлив и полон жизни.

Случайный пограничный вертолет  к Онекотану.

large.h-1117.jpg.05f5d5cd06b25327857a3ed42bec9961.jpg

 Гора Асырминтар

large.h-729.jpg.a2faf495f7eeecce50803279b9b7d65b.jpg

  • Круто! 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Искал, но к сожалению не смог найти недавнее фото этой избушки. К сожалению все, что от нее осталось. Вот только общий план этого места с воды. Ее крыша еще видна в правой части снимка

large.5c8a5bb4e482a_.jpg.77c12e16eda6a70c2d8fa5d2113efd50.jpg

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

13. Никита

 

 

Каждая избушка, где бы она не стояла и для каких целей не была сделана руками охотников и рыбаков, живет своей таинственной жизнью. В щелях ее бревен обитают пауки и многоножки, под скрипучими половицами возятся мыши а между стеклами всегда полно дохлой мошки, слепней и зимующих мух. Наше жилище на острове не отличалось от всех прежних посещенных мной строений. Конечно морской климат и оторванность от большой земли наложили свой отпечаток на местную фауну, но тем не менее мы не были одни в этой обители. 
С первых дней нашего появления мы стали замечать маленького суетливого зверька проживающего тут на законных основаниях островитянина – Полевку экономку (Mikrotus oekonomis.L). Она чувствовала себя полноправным хозяином жилища и неплохо в нем устроилась. Под железной печкой стоявшей на дощатом фундаменте засыпанном крупным гравием, она выкопала себе норку, видимо предполагая, что при этом ей будет отопление. Во всех углах были удобные для прохода и проноса запасов еды дырки, пути отступления и склады для хранения провианта. Получив бесплатно полноценное жилье, мышь долго трудилась над его благоустройством на свой вкус. Имея крышу над головой и не задуваемое снегом пространство, она могла свободно заниматься своей мышиной возней не опасаясь попасться в когти сове или на зуб лисице. Но тут прилетели двое людей и нагло вторглись в ее имение. Возмущению не было предела. Первые два-три дня зверек выказывал свое недовольство тонкими трелями и почти ультразвуковым писком. Этот невидимый тиран пищал и верещал из ниоткуда и мы никак не могли определить место его нахождения. Временами он перемещался из под рюкзаков лежащих ниже нар под дрова с неимоверной скоростью. Удавалось лишь заметить мелькнувшую серую тень на полу освещенном керосиновой лампой. Время шло и зверек постепенно свыкся с тем, что остаток зимы ему придется проживать с двумя громилами храпящими по ночам когда самая работа, и дурно пахнущими папиросным дымом.
С первых же дней своего прибывания в жилище мы как могли старались установить теплые, дружеские отношения с домохозяйкой. В ответ на ее протесты ей была предложена картонная коробка от сахара рафинада немного подмокшая при заброске. Ее просушили возле печки и крышку кинули к топочному окну для дальнейшего сжигания. Каково же было наше удивление, когда мы увидели на сколько по вкусу пришлась ее картонка с остатками надписи « Сахар раф.. быстрорас…». Мышь, а это была настоящая мышь, никак не могла утащить это широкое лакомство к себе в норку. Огромный кусок сладкого картона не пролезал в узкую нору под печкой. Зверек тащил его поперек, потом вылезал злобно поглядывая на нас черными бусинами глаз и переворачивал ее еще более широкой частью. Опять тащил под печку упираясь лапками и пыхтел где то внутри под камнями. Видимо обессилив в конец он появился из дырки с глазами полными слез и уставился на нас. Усики его шевелились. Вид был настолько изнеможенный, что мой компаньон предложил как то помочь в ее страданиях.
- Давай порвем ей эту картонку, а то смотри как утомилась, да и копошение это уже осточертело!
- Погоди ты. Давай посмотрим чем все закончится. Неужели тебе не интересно как она выйдет из создавшегося положения? – предложил я.
Отдышавшись запасливая мышь видимо поняла, что от нас ей ждать нечего и взялась за работу с удвоенной силой. Коробка в дыру не лезла. Я подошел к печке и взял шипящий чайник. Полевка на мгновение скрылась в темноте норки и оттуда послышалось недовольное верещание уже в других тонах о защите прав на угощение. Не успел завариться чай, как все повторилось заново. Мы сидели за столом у лампы, пили ароматный горячий индийский чай со слоником на пачке и разговаривали. Мышь трудилась возле печки. Спустя некоторое время послышался характерный звук погрызания. Осветив фонариком угол увидели зверька сидящего на задних лапках и тонкими зубами, как лобзиком перегрызавшего картонку пополам. Закончив работу она слегка дернув за край коробки легко втащила ее к себе под печку. Через минуту так же исчезла и вторая половина упаковки. Мы смеялись и кинули ей в подарок за представление маленький кусочек рафинада.
Спустя пару недель наши отношения переросли во взаимную любовь. Животное оказалось довольно общительное и его веселый нрав доставлял нам не мало радости. Она перестала нас бояться и присутствовала при всех мероприятиях от чаепития до заготовки дров. Ей дозволялось даже лазать по столу и откусывать кусочки печенья лишь бы не гадила слишком много. В наше отсутствие она исследовала все наши вещи на предмет съестного. Не понятно чего ей не хватало. Уходя мы всегда оставляли на жестяной крышке возле норки немного крупы и сухарик. И вот однажды во время очередной работы по снятию шкур с отстрелянных лисиц было обнаружено что наша новая знакомая вовсе не она а он. Друг разглядел внушительные образования в нужном месте пол хвостом. В руки зверь не давался, но когда он шмыгал по столу его было хорошо видно. Раз уж на столько близко познакомились,  решили назвать его Никита за сварливых характер старого хозяйственника. Он очень не любил когда мы обдирали шкуры. Видимо запах вечного врага вселял в его крохотное создание трепетный страх.
Постоянное присутствие Никиты, его деловитые передвижения и попискивание стали неотъемной частью нашего бытия. Случались вечера когда он не появлялся в компании и мы начинали беспокоиться как бы его не сожрали лисицы. Но проходило немного времени и он с торжественным писком пулей вылетал из под угла строения и вскарабкавшись на лежанку быстро проползал под спальником и появлялся за керосиновой лампой и стопкой старых охотничьих журналов на столе. Сначала осторожно высовывался подвижный нос, длинные усики, потом показывался весь целиком. Слегка приподнимаясь на задних лапках начинал принюхиваться и озираться в ожидании угощения. Все органы осизания находились в постоянном движении. Его любимым лакомством были сухофрукты для компота. Дождавшись когда кто- нибудь из нас подкатит вилкой сушеный чернослив или курагу, он аккуратно брал кусочек своими маленькими розовыми лапочками, усаживался столбиком в тени банок и кружек, и с видом искушенного гурмана лакомился невиданным фруктом.
Однажды под самый рассвет случился страшный переполох. Вскочили от чудовищной возни, писка и падающих банок. В кромешной тьме включаю фонарик и вижу, что в избу пробрался горностай и пытается сожрать нашего приятеля. Боясь кинуть в него поленом или кружкой, чтобы не попасть в Никиту мы громко закричали и принялись стучать кулаками по лавкам и стенам. Непрошеный гость мгновенно исчез и воцарила тишина. Не было слышно звуков недавней битвы, писка и возни. Зловещий покой  нарушался  только свистом ветра и шумом волн. Неужели сожрал нашего мыша? – носилась в голове мысль. Я уже представлял его труп с откусанной головой и бездыханное серо-бурое тельце… Но не прошло и часу, как наш приятель появился живой и невредимый, правда сильно напуганный. Возможно больше его испугало наше поведение чем появление горностая.
Прошло два месяца. Как то поздним вечером укладываясь спать услышал знакомый звук погрызания у себя под головой внизу нар. Там лежал фонерный ящик со спичками, солью и свечами. Чего там грызть для меня всегда оставалось загадкой. Но как то доставая очередную коробку спичек Новгородской фабрики «Гигант» обнаружил, что она тщательно источена мелкими зубками. В то время коробки были деревянными и обклеивались синей бумагой. На лицевой стороне красовалась этикетка города Новгорода. Сами спички были такого огромного размера, что ими можно было поджечь дом без хвороста. Вот видимо вкус этого столярного клея на этикетке и привлекал его гастрономический интерес. Я перегнулся за край нар и посветил фонариком в ящик. Там седела застуканная на месте преступления мышь.
-Ты что ж это делаешь ,гаденыш! Дашь поспать сегодня? – спросил его как можно серьезнее. Никита оценивающе посмотрел на меня и принялся за свое гнусное дело. Тогда я громыхнул кулаком по доскам лежака. Возня прекратилась. Но не прошло и пары секунд как все началось заново, но уже за печкой. 
-Что за черт? – вопрошая сам себя поднялся и сел не вылезая из спальника. Немного покрутив лампу прибавил фитиля. 
- Коль! Хорош спать. Послушай что тут твориться. Друг ворочался под одеялом. Высунул заспанное лицо и прислушался. В избушке явно слышались два грызущих зверька.
- Или у нас глюки, или он себе бабу привел! – произнес напарник. – Теперь они будут нас грызть с двух сторон. Эх, двоих мы не прокормим! Новая мышевидная особа была не столь общительна как ее приятель. На глаза попадалась редко, но грызла больше и с особым усердием. Друг стал намекать, что все это напоминает Ноев ковчег где каждой твари по паре. К сожалению судьба Никиты оказалась значительно трагичнее его подруги. В день нашей срочной эвакуации, когда внезапно  прямо нам на головы сел пограничный вертолет. В спешке сборов мешков и одежды на него упал тяжелый рюкзак со стола. Бедняга так суетился у нас под ногами провожая новых знакомых на Большую землю. Его кончина нас очень расстроила и даже светлая надежда скоро увидеть магазин с едой и благи цивилизации не принесли радости. Его кончина была нелепой случайностью за которую мы себя долго корили. Безутешная вдова наверное не долго переживала траур о покойном супруге. Ей досталась огромная квартира с запасами оставленного нами японского риса. Тем более она была в положении и скоро ожидалось прибавление потомства. Полагаю в ближайшие годы избушка на берегу океана не опустеет навсегда.

  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

14. Циклон

 

 

Уже совсем стемнело когда я вышел чтобы набить снегом чайник. Утром предстояло мыть посуду, а воду из речки мы использовали только для питья. Подморозило и ветер совершенно стих. Полный штиль здесь очень редкое явление. Я стоял и смотрел на звезды в чистом небе. Они мерцали и переливались. Совсем не знакомое небо над головой. Среди созвездий угадывались Большая медведица, Кассиопея и красной точкой светился Марс. Стояла гнетущая тишина и только размеренный шум морских волн успокаивал нервы . Видимо завтра будет хороший день, подумалось мне, неплохо было бы сходить на далекий Океанский берег и осмотреть обширную бухту. Возможно там найду лежбище каланов или морского зверя. Холод уже пощипывал ребра под рубашкой и я поспешил внутрь избы громыхая чайником по поленнице дров.
- Может завтра махнем через отроги вулкана Нэмо к безымянной бухте? – спросил я напарника в надежде на его понимание. Он строгал деревянную палочку и насвистывал себе под нос. Вопрос повис в воздухе без ответа. Порывшись в недрах большого ящика достаю связку карт и прибавляю света в лампе. По линии берега ровная долина сбегает из распадка к морю. Только по краям вытянутой на три километра бухты отвесные обрывы. По побережью обширные поля стлаников и другой древесной растительности. Принимаю решение завтра по погоде совершить далекий переход. Где застанет нас ночь мне не известно, но для костра всегда можно найти достаточно дров для теплой ночевки а обильные снега решают вопрос пресной воды.
- Значит так, Николай. Завтра берем котелок и примус, снежные очки которые ты специально закоптил из комбайнерских, немного веревки и еды на сутки. Идем на восточное побережье. К одиннадцати часам должны подняться на водораздел хребта и увидеть океан. Если не успеем возвращаемся обратно.
- Почему возвращаемся если не успеем подняться? Нас что гонит кто то? – недовольно отзывается из угла компаньон. Он нехотя откладывает в сторону нож и палку и подходит к столу освещенному керосиновой лампой.
- Вот видишь, поднявшись по этому распадку мы минуем несколько опасных козырьков снега на вершине невысокого хребта – указываю я на карте предполагаемый маршрут восхождения. – Они уже давно висят и могут сорваться в любое время. Этот подъем гораздо безопаснее хоть и длиннее. Он соглашается и мы колдуем над картой вырисовывая карандашом линию планируемого  подъема. Это делается всегда чтобы люди пришедшие нас искать при несчастном случае, знали в какую сторону мы вышли. К маршруту прилагается пояснительная записка с указанием даты, времени и примерного возвращения. Допиваем остывший чай и еще раз перед сном выходим на улицу. Тишина мертвая. Ночь, море, снег и звезды. Спать!
Мне снились цветные сны и было тепло. Я проснулся от грохота упавшей с кастрюли крышки. Товарищ суетился возле печки и варил макароны. Лампа горела ярко и тонкая струйка копоти сочилась к низкому потолку. Пахло керосином. Немного убавив фитиля нехотя покидаю спальный мешок. Ноги нащупывают привычные леденящие ботинки на полу. За окном еще непроглядная темень, часы показывают половину седьмого утра. Хочется в туалет после выпитого на ночь чаю. Выхожу на мороз и гляжу в светлеющее морозное небо. Там все по прежнему чисто и звездно.
- Что спишь так долго? – весело говорит Николай. – Я уже и завтрак сготовил почти, а тебе будить не стал. Рассчитывал на твою сознательность. – улыбается во весь рот.
- Ладно, ладно. Завтра моя очередь тебя кормить с утра. Давай лучше собираться побыстрее. – отвечаю на его справедливый упрек. Быстро пьем чай с вчерашними оладьями и глотаем горячие макароны с жареными шкварками. В избе суета, сборы. Я заправляю примус, укладываю сухой спирт, спички. В пустую ячейку патронтажа вставляю половину свечки. Это для лыж, чтобы в случае подлипания снега натереть полозья. Отсчитываю патроны и ищу компас.
- Сколько брать патронов, шефф? – задав этот вопрос друг открыл жестяную коробку от печенья и уставился на меня.
- Возьми десятка два лисьих и пару мелочевки. Может на вершине куропатки попадутся. Смотри какая ясная погода, глядишь увидим. Лапшички то не помешает. А? Он качнул головой в знак согласия и аккуратно отсчитал нужное количество патронов в латунных гильзах. 
Заря только начала заниматься когда мы быстро заскрипели лыжами по плотному снегу. Пока шли по плато было легко и радостно, но вот первые подъемы на плечо ближней сопки. Лыжи сложены и привязаны к ремню за спиной. Снег настолько крепкий, что ноги совсем не проваливаются в него. Идешь словно по пенопласту. За горным массивом взошло солнце, но мы его еще не видим, у нас тень и холод. Тяжело поднимаясь все выше и выше используем приклад ружья для пробивания ямки под ногу. Если упадешь на таком крутом склоне можно уехать далеко вниз. Достаю веревку, обвязываюсь сам и протягиваю другой конец напарнику. Тот молча завязывает одному ему известный узел у себя на ремне. Курим. От нас идет пар и медленно поднимается в стоячем воздухе. Ничего не понимаю. Откуда такой штиль? Еще час хода и мы выходим к заснеженным гольцам. Лыжи тащатся сзади на веревке и шуршат по жесткому снегу.
- Давай перекурим! Невмоготу больше. Уже почти ведь поднялись, смотри море где! – распахивая полы куртки мой друг показывает на далекую полосу побережья. Я снимаю копченые очки и яркий свет тут же режет глаза. 
- Погоди. Ничего не вижу. Сейчас привыкну немного и сориентируемся. Спина давно промокла вместе со свитором. От нас шел пар. Мы стояли почти на вершине пологого хребта. Кругом, сколько видел глаз простирались снега. Грозные нависающие карнизы остались далеко внизу. Где то там за вершиной поднималось солнце и освещенные им горы становились розовыми, желтыми или сахарно-белыми. Вот яркая полоска приближается уже к нам. Тень отступает и ослепительный свет заливает всю округу. Мы щуримся и натягиваем на глаза самодельные очки. Куропаток не видно, я достаю коробку с папиросами и мы курим греясь на зимнем солнце. Взвалив на плечи рюкзаки медленно шагаем оставшуюся сотню метров. Вот теперь видно оба берега острова. К востоку и западу бесконечное море, куда то на север уходит едва заметный Парамушир. Красота неописуемая! Но здесь немного задувает ветерок и оттаивает наст. Спуск оказался сложнее подъема. Лыжи быстро несут вниз увеличивая скорость с каждой секундой. Приходится постоянно тормозить палкой и молиться чтобы она не сломалась. Дело в том, что невозможно определить скорость с которой едешь. Нет ни одного темного предмета относительно которого ты перемещаешься. Скользишь в белую бездну, и что там впереди определить невозможно, - все белое и матовое. Может там обрыв или заснеженный камень не видно. Палка царапает снег и гасит скорость. Так проходит пол часа авантюрного спуска. Но вот уже видны скалы и ветки деревьев, между ними темная точка убегающей лисицы.
Бах! Ружьё привычно толкнуло в плечо. Лиса прибавила хода и скрылась между камней . Я передернул затвор и поднял теплую гильзу. Запах пороха щекотал ноздри.
- Ну, попал? – раздались сзади слова.

 - Нет. Далековато! Ты что там застрял наверху. Я вижу стоишь смотришь куда то? Нашел чего?

- Я на восток смотрел – ответил друг, - Видишь серая полоска у горизонта. Что то не нравится мне она. – он указал палкой в океан. Там действительно темнела узкая дымка из края в край. Странно, что это может быть в такой прекрасный день, подумал я и полез в рюкзак доставать карту. Пока курили и соображали где мы есть, подул неприятный ветер и солнце погрузилось в какую то серую мглу.
- Пожалуй ты прав, дружище. Надо валить отсюда поскорее. Внизу под нами обрывистый берег по карте. Давай бегом направо с километр. Там будет спуск в бухту. Ориентир выступ скалы. Он обозначен на карте. Веселее. Догоняй! И я побежал вдоль склона к скале. Ветер налетел внезапно и крепчал с каждой секундой . Ласковое утреннее солнце совершенно исчезло густом тумане. Я потерял направление и остановился подождать компаньона. Тот бежал по пятам размашисто опираясь на палку. Переводим дух и почти кричим сквозь ветер чтобы понять друг друга. 
- Дела плохи! Спускаться к морю наугад в такую погоду опасно. – ору ему в ухо прикрывая рот рукавицей. В подтверждение моим словам с новым порывом ветра полетел снег. Все погрузилось в старшую кутерьму. Мелкая снежная крупка больно хлестала по щекам , а усилившийся до ураганной силы ветер начал валить с ног. Пытаюсь пройти еще вперед, но ничего не вижу в двух шагах. Чтобы устоять на ногах приходится идти под острым углом к ветру. О дальнейшем продвижении нечего и думать. Да, в такую переделку я еще никогда не попадал, мысленно пронеслось в голове. Единственное спасение – рыть снежную пещеру и там пережидать стихию.
- Коля! Мы в распадке. Здесь должно быть много снега под нами. Втыкай палку и на нее прикрепим рюкзаки чтобы не унесло вверх по склону. Лыжами будем копать берлогу в полный рост. Понял?- он что то кричит в ответ, но я уже не слышу его слов. Аккуратно, чтобы не сломать носок лыжи пробиваю жесткий слой снега другим концом. Руками вынимаем куски и раскапываем глубже и глубже. С погодой твориться что то немыслимое. Ветер перешел в ураган и наши тяжелые рюкзаки привязанные к палке пытаются укатится в гору гонимые чудовищной силой стихии. Комья снега выкинутые наружу тут же уносятся ветром. В глубине снег был рассыпчатой крупкой и рыть стало сложнее. Он просыпался между рукавиц и скатывался обратно.
- Доставай котелок и примус! – кричу Николаю пригнувшись к голове. Тот лезет наверх. Через минуту в выкопанную яму упали два рюкзака. Следом сполз и он. В черной дыре сверху ревел ветер и неслись хлопья снега. В кромешной темноте нащупываю замерзшую веревку затяжки рюкзака и пытаюсь развязать. Не тут то было, узел покрыт льдом и не поддается. Вцепившись в него зубами начинаю размораживать и раскусывать лед. Веревка поддалась. Извлекаю котелок и нащупываю маленький круглый фонарик, втыкаю его в стену снега. Его неяркий свет обрисовал контур небольшой снежной ямы в которой мы оказались. Она совсем маленькая и узкая. Чтобы ее расширить выкладываем из котелка провизию и освобождаем от примуса его упаковку. Роем уже голыми руками, так удобнее держать круглые котелки. Мы мешаемся друг другу у входа. Я предлагаю распределить обязанности. У меня выше рост и мне придется выкидывать снег наружу. Николай будет раскапывать вглубь и перекидывать снег ко мне. Работа пошла быстрее. Мы все облепленные снегом и мокрые ползаем на четвереньках в этой рукотворной норе. Пальцы уже не чувствуют холода и только когда засовываешь их в рот начинается неприятное покалывание в коже. Прошел час. Мы углубились на три метра в бок по горизонту, полтора метра в ширину и столько же в высоту . Окончательно промокнув решаем покурить и отдохнуть. Через черную дыру входа летел и осыпался снег. Напарник достал наши палки и привязав на них накидку от маск-халата соорудил нечто вроде дверцы в надежде, что ее засыплет свежим снегом. Эксперимент удался и скоро внутри уже не дуло ветром. За это тонкой перегородкой ревел ураган. Он набрал полную силу и свист ветра перешел в дикий вой. Там внизу рокотал штормовой океан и разбивал о скалы огромные валы белых волн. Где в это время спасались каланы я не мог даже представить. 
Наша новая берлога оказалась прекрасным убежищем. Мы сидели на лыжах и веревке и курили вслушиваясь в непогоду. Коленки, локти и спина были мокрые насквозь и начинало знобить. Но это уже мелочи по сравнению с тем, что ожидало бы нас на побережье или на вершине. Накачиваю примус и раскладываю кусочки сухого горючего на розетки под горелкой. Пока горит «Шмель» пытаемся хоть как то просушить портянки и рукавички . Горячий чай из топленого снега показался вкуснее изысканного капучино в Арбатском ресторане. Я ищу кусочек свечи в патронтаже, зажигаю ее установив на крышке примуса. Фонарик согреваю над чаем и убираю за пазуху. Долго курим и дрожим, смеемся над нашим положение медведей и курим опять. Спать в холодной снежной яме в мокрой одежде не получается. Но время идет и мы снова разжигаем примус, присушка, чай и разминание затекших от неудобного положения ног. Клонит ко сну. Гошу свечу.
За ночь пришлось пять раз разжигать примус и греться. Оттаявший свод потолка начинал капать и обрушаться бодрящим снегом в лицо. Бензин уже на исходе, да и по нужде придется вылезти наружу. За ночь циклон насыпал метр снега и пришлось немного повозится прежде чем удалось пробить дыру наверх. Ураган стих и лишь разгулявшееся за ночь море грохотало внизу. Над его пенными валами с криком носились глупыши и чайки. Я стоял в пятидесяти метрах от обрыва, жевал снег и пальцем чистил зубы. Как хорошо, думал я про себя, что вчера мы не побежали дальше в этой пурге. Трудно представить последствия падения на эти покрытые льдом камни.
Спустившись по узкой щели замерзшего водопада на берег, нашли много плавника выброшенного когда то штормами. Развели большой костер, просушились и позавтракали гречневой кашей из консервов. Обследовать побережье не было никакого смысла. Путь обратно проходил без всяких приключений, но на подходе к свой избушке компаньон умудрился на большом расстоянии подстрелить хорошую лисицу.

Снега циклонов.

large.5c8a9355d5b5a_.jpg.e896c0e408fbfe6229b115e64502d368.jpg

  • + 1 2
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Глава "Никита" просто блеск! Читал и улыбался. Очень хорошо.

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

15. Нерпа.

 

 

Март принес снега и метели. За неделю снегопадов и штормовых ветров все изменилось до неузнаваемости. Приметные камни-останцы по которым мы ориентировались исчезли под толщей свежего снега. Горные складки и распадки сравнялись в пологие седловины. По ним гулял ветер , шлифовал и уплотнял эту белую скатерть севера. Некогда зубчатые гребни хребта превратились в овальные холмы, исчезла небольшая речка снабжавшая нас чистейшей талой водой, и лишь океан по -прежнему темнел своей ледяной бездной. Его огромные валы поглощали любые осадки не изменяя его ни чем. Только солнце могло придать водам другие оттенки. Утром он был черный, в обед синий, вечером серый. Отливы сменялись приливами, волны с грохотом обрушивались на прибрежные камни и отступающая вода шипела и пенилась в гальке. Гигантский метроном волн никогда не останавливался в своем вечном движении. Стоя на побережье отчетливо видишь грань разделяющую живое море с мертвым холодом снегов и гор. Именно эта тонкая полоска между двух миров и является основным местом жизни тех немногих живых существ обитающих на Курильских островах. Лисицы собирают в прибое выброшенных крабов и рыбу, голотурию и моллюсков. Каланы и нерпы отдыхают и спариваются на суше чтобы продолжить жить в море. Чайки всегда найдут чем поживиться на мелководье. Ежедневно я шагал по мокрым леденелым валунам и больше всматривался в море чем в берег.
Только одна мысль не покидала меня ни днем ни ночью, - как выбраться с этого острова? За два месяца пребывания на нем мы не увидели ни одного корабля или вертолета. Хотя основные морские пути проходили вдоль восточного побережья, но местные суда больше ловили в водах Охотского моря. У нас была рация настроенная на частоту тралового флота, два фальшфейера и одна толстая звуковая ракетница. Этого достаточно чтобы привлечь внимание любого судна и связаться с ним по радио, но к несчастью такого случая судьба нам не приготовила. Сколько может тянуться ожидание никто не знал. Продукты подходили к концу и был введен режим экономии керосина. Положение не казалось критическим. В конце концов можно было питаться лисятиной если ее хорошенько проварить в семи водах. Жирное мясо вполне съедобно и калорийно, вот только запах. Этот запах проникал в каждый уголок избушки когда снимали шкурки добытых зверей. Им пропиталась вся одежда, постель и даже мука из которой выпекались крохотные лепешки. Мне с отвращением представлялось, как я пожираю кусок разваренного мяса на косточке и какой от него исходит удушающий аромат. - Бррррр! Пытаясь оттянуть как можно дальше такое меню решаемся провести инвентаризацию продуктов. На стол выложили все что осталось и почесали затылок. Килограмм муки, пачка ягодного киселя, пол пачки чая, по стакану гречки и перловки, сто грамм подсолнечного масла. Курево закончилось на прошлой недели и мы крутили самокрутки из сложенный в банку окурков. Весь слитый из огнетушителя ржавый керосин вперемешку с водой отфильтровали и получилось на одну полную заправку лампы. Небольшой пластиковый пузырек с бензином для примуса. Еще оставался НЗ из банки тушенки, пачки галет и куска сала со спичечную коробку. В лучшем случае с таким припасом можно протянуть неделю если точно знаешь, что придет пароход или вертушка. Но как быть в неведении? Уходить далеко от побережья значит проглядеть возможное судно. Остается питаться чем бог пошлет на литорали уподобляясь лисам и чайкам.
Утром расходимся в разные стороны от избушки пешком без лыж. Задача – добыть еды. Теперь в рюкзаке каждого вместе с патронами лежит по фальшвейеру, у меня портативная рация. Вернувшись к вечеру ни с чем застал компаньона за ощипыванием чайки. Его глаза светились дьявольским огоньком. Весь пол, лавки и стол были в мокрых светлых перьях. Пушинки прилипли к его куртке и волосам.
- Никогда не пробовал есть символ моря? – спросил Николай пытаясь сдуть прилипшее к брови перышко.
- Ну что ж, давай попробуем сварить. Пойду откопаю ручей. Я взял лопату и зашагал в сторону сопки. На месте водопоя стоял кол. Только по нему можно было определить где копать. Под полуметровым слоем снега журчала вода. Ее набирали кружкой в канистру. Выполнив ежедневную процедуру тащу тяжелую емкость с водой и представляю вкус экзотического супа островитянина. Варили часа два, но худосочное тельце чайки не порадовало вкусом и наваром. С таким же успехом можно отваривать и шлепанцы-вьетнамки. Вечерили водянистым бульоном с запахом рыбы. Утром решаем идти на юг побережья. По словам напарника он видел там много нерпы. С вечера укладываю в рюкзак примус, длинную тонкую веревку и запасные штаны на случай если сорвусь в прибой. Пуль мы не брали на остров. Стрелять ими не кого, поэтому пришлось переплавить по два заряда дроби и откатать на сковородке пару шариков каждому. Немного подточив неровности напильником, запыжевали с усиленным зарядом пороха. 
Еще темно. На голодный желудок спиться плохо, но мне не терпится поскорее выйти к задуманному месту и увидеть зверей. Я щипаю лучину и вожусь возле печки при еле тлеющей лампе. В ее неровном, тусклом свете с трудом можно различить очертания утвари. Сухая лучина собрана в пучек и ярко вспыхивает искрящимся пламенем. Друг испуганно вскакивает на лежанке. На завтрак готовлю всю гречку. Возможно останется и на вечер. Из носика чайника выплескивается кипяток на печку . Шипение и клуб пара. Чертыхаясь наливаю по кружкам кипяток на дне которых насыпаны редкие чаинки. Молча едим жидкую кашицу и собираемся. Прошагав по скользким валунам несколько километров взбираемся на невысокую скалу разделяющую две небольшие бухты. В бинокль осматриваем нагромождение каменных плит в надежде увидеть нерп. В нескольких сотнях метров замечаем несколько штук лежащих на ровной плите выступающей из моря на метр. Их округлые жирные тельца шевелятся в движении напоминая опарышей. Нерпы всегда смотрят на берег. Именно оттуда чаще всего грозит опасность. Море их дом. До того места придется красться между больших валунов наполовину покрытых снегом. Нижняя их часть заросла ракушками и тиной. Рев моря заглушает все посторонние звуки. Решаем поступить так. Николай обойдет бухту верхом по снегу и выйдет на другом ее конце не приближаясь близко к животным. Этим он отвлечет внимание осторожных и любопытных ластоногих. Я же попытаюсь подкрасться на выстрел. Чтобы быть менее заметным снимаю с себя белые маскировочные штаны . Они будут выдавать меня на фоне темных частей валунов. Белая куртка наоборот маскировать среди снежных шапок. Заряжаю пульку в ствол, вторую в магазин. Томительно тянутся минуты ожидания, но вот на дальнем конце залива вижу друга с палкой в руке. Он выпрямляется и смотрит на меня в бинокль. Показываю ему, что пошел и пригнувшись соскочил на галечник между камнями. Мои передвижения нерпам не видны, но после того, как друг появился вдалеке, двум зверям это показалось опасным и они потрясая своим толстым огузком спрыгнули в воду. Оставшиеся привстали на передних ластах чтобы лучше разглядеть идиота в черном на белом фоне. Я быстрыми перебежками приближался к намеченной скале скользя в лентах морской капусты и царапая замерзшие пальцы о ракушки. Аккуратно выглянув из за камня увидел на плите только двух животных смотрящих в другой край бухты. Одна ерзала в нерешимости прыгать ей в спасительную воду или нет, вторая не подавая признаков беспокойства с видом заядлой театралки смотрела как мой приятель демонстрировал сложные танцевальные па. Еще трудные десять метров и можно будет стрелять. Но камни тут небольшие и продвигаться вперед можно только ползком. Очень хочется есть и я ложусь на мокрую гальку. Через пару секунд на меня накатывает закончившая свой бег волна. Ползу стараясь не цеплять длинным стволом берданки о камни. Вот уже приметный камень, прижимаюсь к нему грудью встаю на колено. За ним в двадцати метрах место где лежат животные. Смотрю в сторону на компаньона, тот разошелся и выплясывает почти пасадобль давая понять , что звери еще там. Медленно высовываю ствол за валун и прижавшись щекой к прикладу веду мушкой по пенным волнам в сторону каменной плиты. На ней одна всего лишь одна нерпа и та в истерике крутит головой не зная как ей быть. Еще секунду и она готова спрыгнуть с камня. Коля явно переусердствовал в представлении. Такая дурацкая пляска явно насторожила объект охоты и вот сейчас все кончится если последний зритель покинет трибуну. Не успел я подумать об этом, как последняя нерпа легким толчком соскользнула в воду и тут же показалась в пяти метрах левее. Из воды виднелась только половина головы, нос и маленькое ухо. Весь мокрый я проклинал себя за медлительность, но ружьем управлял уже не я а голодные спазмы живота. Мушка уперлась в маленькое очертание головы качающейся на вонах. Я затаил дыхание и плавно потянул крючок . Хороший заряд пороха сильно подкинул ружье и больно ударил мне по щеке. Последнее что я увидел это всплеск от пули перед целью и за ней. В голове все перевернулось понимая, что промахнулся. Сразу стало очень холодно от мокрого белья и залитых сапог, есть захотелось зверски.
- Попал! Попал! – неслось сквозь ветер и шум прибоя. Мне лежащему не уровне воды не было видно того, чему радовался Николай стоя на высоком берегу. Мгновенно вскакиваю на валун и вижу огромное кровавое пятно на воде и кусочек нерпичьей спины плавно отдаляющийся от меня отливом. Помня от местных охотников о том, что стрелянная нерпа тонет сразу, начинаю быстро снимать с себя мокрые одежды и сапоги. Ору другу чтобы быстрее бежал ко мне. Он уже съезжает на заднице со снежного козырька.
- Скорее веревку. Там в рюкзаке и примус. Он не понимает что я задумал но достает клубок веревки . Оставшись в одних трико и майке обвязываю себя за пояс и не сводя глаз с дрейфующей нерпы шагаю в ледяную воду по склизлым валунам. Охотское море далеко не Карибское и эти пятнадцать метров я проплыл поистине на золотую медаль олимпиады. Впился руками и ногами в тонущее тело морского зверя и последнее что смог крикнуть : - Тяни! Когда нас вытащили на берег нерпа была теплее меня. Холод настолько поразил все двигательные рефлексы, что я с трудом стащил с себя мокрые тряпки. Друг в это время тесал маленьким топором сухое бревно и сложив в кучку щепки полил бензином из примуса. Сверху натаскал разных пластиковых сетей и досок, поджег. Бензин вспыхнул громким хлопком и пламя опалило мне волосы на ногах. Немного отодвинувшись я стоял укрытый его курткой и дрожал пялясь в разгорающийся костер. Он гореть не хотел. То затухал, то начинал реветь с резким порывом ветра. Немного прихожу в себя натягиваю теплый свитор напарника. Он скачет вокруг огня пристраивая на край бревна котелок со снегом. Что то кричит, улыбается и машет руками показывая на большую добычу. Мои движения заторможенные, в голове шум и хочется спать. Пьем обжигающий кипяток с родиолой собранной тут же на скалах. Это бодрит и постепенно выводит из транса.
Пока я грелся и сушил мокрые одежды у огня мой приятель разделывал зверя. Я видел как он раскладывал большие куски черно-красного мяса и отделял толстые пласты жира. Из всего добытого аппетит вызывала только бледно-розовая печень. Одевшись в еще влажные рубашки и натянув запасные штаны помогаю ему завалить камнями груду мяса от вездесущих лисиц. Тяжелые скользкие камни раскатываются в разные стороны их приходится укладывать снова. Наконец закончили рукотворный саркофаг и разложив по рюкзакам добротную порцию свежатины ,лезем обратно на скалу. Пошел снег и мы спешим к избе не разбирая дороги.
Ворвань! Кто придумал такое справедливое название мясу морского зверя. Тошнотворный запах и легкоплавкий жир отбивают всякое желание его есть. Мы варили мясо в большом котле и постоянно снимали обильную пену. Было похоже, что кипятили ботинки со стиральном порошком. Изба теперь наполнилась другим еще более тошнотворным запахом. Скрипя зубами жуем почти черного цвета мясо со вкусом рыбы. Тем не менее оказалось очень калорийная пища. Когда пожарилась печенка, стало понятно на сколько мы оголодали. Сковорода сочных кусков съелась мгновенно. Всю ночь мы не смогли уснуть от обжорства жирной пищей. Каждый из нас за ночь по разу выбегал на улицу с лопатой и туалетной бумагой. На утро увидев довольную физиономию Николая понял, что можно продолжать охотится еще месяц. К вечеру перетащив остатки нерпы в избу, я занялся выделкой ее шкуры. Красивые темные кольца на светлом фоне невысокой щетинки переливались блеском. Скоблить жир и перепонки дело трудное но благодарное. Когда закончил работу обильно засолил и сложив сунул в мешок под нары. До- поздна  мы топили жир для фитилей освещения. Лампадки на нем горят ровно и ярко. Смазанные им кожаные вещи становятся мягкими и долго не промокают. Уже через пару дней мы привыкли к новому вкусу еды и чувствовали себя настоящими эскимосами. Вытаскивая из супа кости сначала объедали мясо потом обухом ножа кололи  и извлекали мозг. Крупу и муку старались не есть. Однако один раз решили испечь оладьи на новом жиру. Получилось все отменно . Мне часто вспоминается вкус этих оладьев, особенно когда капризный ребенок в кафе отказывается есть подобные со сметаной или вареньем. Ему нельзя объяснить,  что такое голод когда вокруг столько всего вкусного и доступного. Но чтобы понять это взрослым людям,  нужно знать цену всему на свете и оладьям на нерпичьем жиру тоже.

В гроте замершего водопада.

large_77.jpg.09e4f648645d756b4c783c5148da87c5.jpg

  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

16. Пельмешки.

 

 

Большая глыба вулканической лавы лежала в пене прибоя метрах в десяти от берега. Она на столько высоко возвышалась из воды, что только очень большие волны смогли перевалить через ее верх. На вершине этого камня всегда сидели чайки. Он был загажен их пометом и имел неопрятный буро-серый вид. Нельзя сказать, что этот камень чем то выделялся среди тысяч себе подобных в прибое, но почему то именно на нем постоянно сидели птицы. С него мы ежедневно спугивали горластых поморников и глупышей, тупиков и зимующих бакланов. Только утки-каменушки  никогда не сидели на его заляпанной макушки. Видимо скорость их полета не позволяла приземлиться на столь маленький аэродром. И вот однажды уходя вдаль от нашего жилища замечем стайку торопливых куличков весело семенящих по крупе галечника.
- Смотри ка, сколько мелочи бегает! – показывает мне напарник на рассыпанных как бисер птичек. Их наверное штук сто в стайке, и они постоянно перемещаются в разные стороны. При виде этого Броуновского движения начинает рябить в глазах и кружиться голова. Не подпуская меня ближе чем на десять метров они начинают немного смещаться по побережью не переставая попискивать и суетится.
- Как ты думаешь кто такие?
- Что кулики это точно. Но нужно добыть хотя бы одного чтобы определить вид.
- Так что ж мы стоим? Давай сразу десяток пока они сгрудились возле дохлой медузы. – не унимается приятель.
- Сначала подумай сколько времени уйдет на их ощипывание. Смотри они не больше воробья!
- За то суп сварим. Мне лично хочется постненького  после нашей жирной нерпы. Смотри какие тонкие ножки. Там наверное и есть нечего, один бульон и получится. Пока мы рассуждали что делать, суетливые кулички переместились уже на сто метров по гальке. Незримые лапки с невероятной скорость делали быстрые шаги и создавалось впечатление, что птицы двигаются не касаясь земли. Они что то искали среди гравия, замирали на секунду и прицелившись мгновенно склевывали одним им заметных улиток и гамарусов. Их окраска настолько качественно маскировала всю стайку, что если отвернуться на мгновение, найти птичек можно не сразу. Решаем подстрелить для определения вида и себе на ужин. Зарядив по патрону самой мелкой дроби припасенной для куропаток, расходимся вокруг этого птичьего коллектива и по договоренности стреляем разом. Но не тут то было. Хитрые твари быстро раскрыли наши крамольные планы и поднявшись на крыло перелетели на несколько десятков метров дальше. Мы поспешили за ними боясь потерять их из виду в этом пестром мире гравия и снега. Но птицы в раз поумнели заметив не ладное и решили не подпускать нас с ружьями ближе чем на пятьдесят метров. Сколько не старались мы с ними сблизится все без толку. Кулички быстро перебирая тонкими лапками мгновенно отбегали на почтительное расстояние. Со стороны наше действие напоминало охоту двух дураков на кучу блох. Но сам смысл от этого не менялся. Какая разница на кого охотится, - слона, мышь или куличка. Главное чтобы трофей действительно был нужен охотнику, а процесс разжигал в душе инстинкт добытчика. Так продолжалось около часа. Мы наступали, делали обходной маневр, пятились задом показывая полное безразличие к птицам, но они проворно отбегали и держали одним им ведомую дистанцию.
- Хватит этого цирка! – не унимался Николай. Давай шарахнем отсюда и дело с концом. Авось пару штук завалим.
- Погоди ты. Мне уже на столько интересно, что теперь я просто обязан их обмануть. Вон видишь впереди скала. Там кончается песчаное побережье. Дальше им не убежать. Если только перелетят за уступ, тогда оставим их в покое. Сказав это я пожалел, что не согласился прицелится и выстрелить. Стайка тем временем приближалась к нашему одиночному камню в прибое. Как только они поняли, что дальше отступать некуда, тут же перелетели на него. Бурый камень исчез под пестротой куличков. Теперь они чувствовали себя в полной безопасности. Мы подошли к краю пляжа и уставились на этот табор.
- Хорошие волны сегодня? – я посмотрел на набегающие  валы. Если пальнем разом, то убитых птичек море нам вынесет на берег.
- Давай отойдем подальше, чтобы разброс дроби был шире.
- Погоди, тебя волнует количество или сама охота? – вопрошал я.
- Одно другому не помеха. И определить точнее сможешь,  и в суп на двоих хватит!
- У тебя только еда на уме. Давай пять шагов назад. – согласился с его выводами. Прицелившись в центр камня грохнули сразу из двух ружей. На вонах тут же закачалось с два десятка птичек. Раскатав болотные сапоги лезем в воду и кончиком ствола подтягиваем к себе добычу. Набралось почти два десятка и еще пяток волны отогнали дальше в море. На вид совсем не большие кулики в руке показались тяжелее чем воробьи.
- Ну с полем! – улыбается товарищ и протягивает мне мокрую ладонь.
- Чему ты радуешься? Застрелили десяток блох а ты меня еще и поздравляешь!
- Ладно тебе ершиться. Может суп получится вкусный. – расплывается в улыбке друг. Собрав трофеи спешим домой. По пути соображаю как их ощипывать, но тут вспомнил про бабушкин способ с кипятком. Вывалив уже бесформенную массу некогда красивых и озорных представителей рода пернатых на стол растапливаю печь и ставлю кастрюлю. Когда закипела вода показываю как надо бороться с перьями Николаю. У нас все получается. Взяв за ногу кулика опускаем его к котел и через секунду вынимаем  обратно. Мокрое перо легко слетает от прикосновения пальца и на наше удивление появляется заплывшая жирком тушка размером с грецкий орех. С недоумением смотрим друг на друга и быстро ошпариваем остальных. Разрезав кончиком ножа брюшко, пальцем выковыриваем кишки и складываем  мясо в миску.
- Правильно я говорил. Супец получится знатный. А лапки и клювики на холодец. Нажремся...!
Я испепеляющее посмотрел на компаньона и тот замолчал. На печке закипал суп. При первом открытии крышки пошел такой запах, что мы сразу позабыли про страшный урон нанесенный охотничьему хозяйству. Приятель суетился в поисках сушеного укропа и петрушки, с аккуратно снимал пену дырявой ложкой. Аромат свежей дичины щекотал ноздри и заставлял часто снимать пробу. Наконец суп сварился и был разлит по мискам с отбитой  эмалью. Жир толстым слоем покрывал похлебку. В нем плавали мелкие перышки и разваренная петрушка. Туки птиц превратились в маленькие комочки из которых торчали тонкие косточки лапок.
- Смотри- ка какой пельменьчик! – друг разглядывал на ложке разваренного кулика . Он поднял его за лапку и обжигаясь заглотил целиком.
- Кости совсем мягкие, можно есть целиком. А вкусно как! То вдыхая, то выдыхая холодный воздух приятель крутил на языке изысканное лакомство. Щурясь от удовольствия запивал наваристым бульоном. По его губам стекал жирок а глаза светились от счастья. Мелкие косточки действительно были мягкими как в банке рыбных консервов. Кастрюля постепенно опорожнялась. Доев полную миску мы снова тянулись к половнику за добавкой. Когда поняли, что за раз съесть столько невозможно, с тяжелым вздохом отвалились на лежаки. Раздувшись как пиявки и боясь пошевелиться что то говорили друг другу о вкусной и здоровой пище. Даже пытались смеяться но получалось плохо. Так мы объелись. Спустя час появилась сильная жажда и пришлось пить бледный чай из остатков заварки. Когда немного пришли в себя от такого ужина достали определитель птиц региона купленный мною в Южно-Сахалинске. Найдя по картинке похожего кулика определили его как Малый Зуек. Хотя этот вид пролетный, но видимо эта стайка решила перезимовать на острове. Решив, что до весны они все равно не дотянули бы, успокоились за содеянное и полезли в спальники.
Проснувшись увидел растопленную печь, на ней чайник а вот товарища нет. Полежав немного в наступающем тепле подумал больно долго нет моего напарника. Оделся и вышел в хмурое ветреное утро. Он нехотя шел мне навстречу в нижней одежде и накинутой поверх майки телогрейки. Глаза его слезились и вид был кране обреченный.
- Что случилось, патрон? – я взял его за плечи и немного тряхнул.
- Так, плохой сон видел. Замерз, потом расскажу. – и он протиснулся в низкую дверь. Мне спалось хорошо и не мучали кошмары. Но только сейчас я почувствовал определенный утренний позыв и отмерив полтора локтя туалетной бумаги просунул ноги в еще теплые сапоги. Вернувшись через пол часа я невероятно продрог и измучился. Виной всему были нежные мягкие косточки которые мы вчера с таким удовольствием жевали. На лице Николая светилась злорадная улыбка.
- Ну как? Супчика хочешь? – он заржал и прикрывшись рукавом ватника увернулся от запущенного в него тапка. Слезы катились из глаз а смех распирал изнутри. Но смеяться было не ловко и больно. Оставшиеся «пельмешки» ели уже как костлявую рыбу и обсасывали каждую косточку. Видимо этот сон и видел друг сегодня ночью

  • + 1 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

17.  Лисье богатство.

 

 

Дни нашего пребывания на Онекотане тянулись размеренной чередой. Когда позволяла погода мы совершали радиальные выходы и обследовали новые места на предмет численности животных. В полевой дневник ровными строчками ложились записи о состоянии популяции лисиц – огневок, мест пребывания каланов и нерпы, глубины снежного покрова и преобладающих ветров. Их скорость и направление. На картах отмечались места добычи зверя, его вес, возраст и цвет. Качество пушнины было всегда высоким. На недалеком озере Черное обнаружилось большое количество пресноводной мальмы. Это крупные рыбы красивой золотисто – радужной окраски весом около килограмма. Она всегда была желанным добавлением к нашему оскудевшему столу. Жирная и сочная рыба снилась в радужных снах и приходилось браться за удочки и подниматься на невысокий перевал чтобы снова увидеть незамерзающий край большого озера.
С отступлением холодного охотского антициклона решаю обследовать самую северную часть острова от мыса Кимберлей к востоку. На карте обозначены развалины строений на вершине огромной горной плиты уходящей пологими ступенями в глубину моря. Большая бухта огражденная от восточных и западных ветров могла быть хорошим местом для обитания каланов и морского зверя. Зимой сивучей нет, но можно определить их посещаемость в летний период.
Собравшись с вечера решаем проснуться пораньше и еще в темноте выдвинуться к северу в надежде заночевать в маленьком «тепляке» обшитом оцинкованным железом. В нем раньше находилось оборудование для автономной метеостанции. Работала она на радиоактивном изотопе от которого осталась глубокая вертикальная дырка в скале внутри строения. Конечно фон был, но мы не прикасались к предметам на полу, а спали на самодельных полках-нарах возле ржавой железной печки. Небольшой запас крупы и кусочек сала аккуратно завернули в холщевую пряпицу, уложили котелок, папиросы и кружки, к рюкзакам прикрепили удочки.
Пасмурное серое небо неслось над нами низкими кучевыми облаками. Рассвет застал на плече невысокой пологой сопки. Мы сидели на рюкзаках и курили . Вдруг в нескольких сотнях метров от нас появилась лиса. Она быстро бежала по пологому косогору в нашу сторону. Ветер сносил запах табака в сторону и нам оставалось всего лишь ждать пока кумушка сама прибежит на прямой выстрел. Лисица вскоре исчезла за выступом снежного козырька. Улучив момент заряжаю дробь покрупнее и навожу ствол берданки на предполагаемое место ее появления. Томительно и напряженно тянутся секунды. Друг что то шепчет мне боясь повысить голос и спугнуть чуткого зверька, но я замер глядя на заснеженный козырек. Еще мгновение и лисица прыжком вскакивает на твердый наст прямо перед нами. Она появилась словно черт из коробочки так неожиданно, что поневоле чуть дрогнул. Расстояние пятнадцать метров. Бах! – громыхнула берданка и лису сбросило зарядом дроби обратно под карниз. На ровном снегу остались только войлочные пыжи и царапины от непопавших в цель дробин.
- С полем! – напарник хлопает меня по плечу и идет к краю тороса. Я подбираю гильзу и переставляю патрон в магазине. Пока он лазал вниз и доставал лису, я нарезал по маленькому кусочку сальца и достал два потертых сухаря.
- Смотри как ты ей бочину попортил! Основной то заряд по шее лег, а по пузу наверное ударил залитый воском дробовой пыж. Эка дыра то! Давай тряпку заткнем, а то уж больно кровит. Шкурки мы обдирали в тепле, и чтобы не испачкать мех аккуратно перебинтовали ее поперек. Ярко-красный мех огневки переливался блеском. Таких красивых лисиц нет в центральной полосе и мне очень хотелось сшить себе шапку из редкого меха. Перекусив зашагали дальше по шершавому насту косогора. На вершине хребта дул сильный ветер. В низине чернело пятно воды. Надев лыжи быстро скользим к манящему рыбой озеру. Собрав бамбуковые удочки привязываем нехитрую снасть. На толстой леске пенопластовый поплавок размером с куриное яйцо и небольшая блесна-вертушка с кусочком лисьего мяса. Зайдя по колено в кристально чистую ледяную воду внимательно смотрим в глубину. Рыб видно. Они медленно плавают между камнями. Упавшая в воду блесна тут же исчезает в пасти мальмы. Сильная рыба начинает носиться под водой распугивая своих товарок. Снятая с тройника она уже пляшет на снегу далеко от берега. Николай тоже вытащил несколько штук. У него крупнее. Я перехожу в его сторону и мы ловим еще по три рыбки. Клев окончен и ноги сильно замерзли в сапогах от ледяной воды озера. Пойманную рыбу складываем в один рюкзак и вешаем его на высокую палку от вездесущих лисиц. На обратном пути заберем свой ужин.
Время клонится к вечеру, потеплело. Добравшись к намеченному северному мысу обнаружили остатки разрушенных казарм не пригодных для жилья, сортир и кучу каких то железок. Спускаемся к морю по длинному пологому спуску. Друг стреляет еще лису, я промахиваюсь. На прибрежной полосе нет следов пребывания морских животных. Видимо здесь сильное островное течение, на что указывают мощные валы с пенными гребешками. Матерясь лезем наверх и наломав полусгнивших досок строений разводим костер. Пьем обжигающий губы душистый чай. Обратный путь прошли в надвигающейся темноте. Я спустился к озеру за рыбой. Вокруг висящего рюкзака плясали две лисицы. При моем приближении они с громким лаем унеслись прочь. Я настолько устал за день, что стрелять и потом нести еще пяток килограммов не хотелось. Догоняю своего приятеля уже на побережье. Он собирает среди мусора сухие палки о доски на дрова. Их надо поднять на вертикальный уступ каньона. Жилье находится наверху. Первый лезу я скользя резиновыми сапогами по обледенелым скалам. Рюкзак тянет назад и не за что ухватится. Еще немного и удастся схватить ветки стланика, но до них метр голого льда. Как то закрепившись на стене, ножом вырубаю нишу под носок сапога. Стараюсь наступить в нее и подпрыгнуть. Повезло не полететь вниз. Путаясь в гибких сучках стланников взбираюсь на твердый снег и разматываю веревку. С ее помощью поднимаем рюкзак дров и компаньона.
В крохотном помещении тепляка горит свеча и в печке потрескивают дрова. Их приходится экономить и максимально загружать рабочее пространство печи. Чтобы натопить побольше воды в ход идут даже кружки со снегом. Ужинаем жареной рыбой и чаем. Сухари и крупу решаем сберечь на будущее. После небольшого отдыха беремся обдирать тушки добытых животных. Руки привычно ведут лезвие ножа по лапам. Сильно жирные и кровяные места на шкурке вытираем сухой тряпочкой.
- Смотри ка – говорит мне Николай, - это твоя знакомая. Он показывает мне снятую шкурку. В ней рядом со свежими дробовыми прострелами замечаю старую дробь, которая успела зарасти под кожей. Дробь моя – двойка. Напарник стреляет самоделкой она крупнее моей и не такая ровная. Лисий мех настолько плотный, что дробины зачастую не пробивают его на большом расстоянии. Если хорошо потрясти шкуру с нее посыпятся на пол дробины. Мы удивляемся и продолжаем работу. Моя лисица имела дырку в боку и когда снимал шкуру что то каталось между пальцами. Отложив в сторону наполовину ободранного зверя пытаюсь рассмотреть на тряпочке что это такое. Оказались ровные овальные зерна риса из пробитого желудка.
- Калюнь! Эта бестия где то нашла рис! – и я протянул приятелю пяток добытых зерен.
- Какой рис? Где ему тут взяться? – он не верит мне и одевает очки. – Лопни мои глаза – рис!!!
- Давай завтра не мешкая на то место где я ее стрелял. Надо найти откуда она вылезла. Только бы ночью снега не было. – сказал я и в надежде посмотрел в маленькое оконце . Там чернела непроглядная ночь.
- У нас продуктов осталось на неделю не больше и керосин со свечками на исходе. Скоро придется сидеть в темноте и жечь лучину на голодный желудок. Надо найти этот амбар. Сказанное так развеселило товарища, что он тут же начал представлять несметные залежи крупы, макаронов и копченых колбас. Везде висели мешки с сухарями и конфетами, на ящиках с мясными консервами стояла надпись из иероглифов.
- Хорош тебе балаболить, фантазер! Если мы завтра не отыщем нору с крупой тебе будет не до смеха. Эти слова перевернули его радужные мечты о скатерти-самобранке и вернули к жирной и грязной работе. Закончив с ней он с каким то отвращением бросил на улице остывшую тушку лисицы. Хотелось спать. Подкинув в топку толстый мокрый сук мы прижались друг к другу и укрылись местным куском сукна исполнявшим роль одеяла. Ночью снились ресторанные меню.
Утром подморозило и задул западный ветер. В разрывах густых облаков проглядывало солнце. Бодро шагая навстречу ветру, мы за пару часов добрались до места вчерашней первой охоты. Николай достал бинокль и начал осматривать окрестные скалы. Я курил и смотрел в карту. По краю сопок тянулись линии японских окопов и блиндажей. Они давно обвалились и заросли кустарниками. Сопки, распадки, камни-останцы, где тут может быть блиндаж с провизией? 
- Ничего нет. Все ровное и белое. Может нам свалиться вниз под снежные козырьки? – друг опустил бинокль и сощурился глядя вдаль.
- Если бы ты был японцем, то наверное не стал бы делать склад продовольствия на горе. Гораздо логичнее сделать его недалеко от позиций. Мои слова имели смысл и мы спустились на плато минуя обрывистый край косогора. Здесь все было истоптано лисьими следами. Звери бегали под нависшими карнизами снега как в галерее. Снова до боли в глазах всматриваемся в белую даль. Ничего похожего на вход не видно.
- На посмотри ты. У меня уже глаза болят от этого яркого света. – друг протягивает мне бинокль. Так продолжалось до обеда. Осмотрев все склоны мы уже отчаялись, как вдруг разглядели едва заметную черную точку. Это мог быть не заметенный камень или дыра в снегу. Решаем подняться и посмотреть. Оставив лыжи и рюкзаки карабкаемся наверх крутого подъема и находим нору. У ее входа песок и грязь от лисьих лап. Раскапываем руками и пролезаем туда по пояс. Сверху видна прорубленная штольня, дальше темно. Пока друг расширяет дыру спускаюсь за рюкзаком. В нем фонарик. Тоннель оказался невысоким и сильно обрушившимся. Рыхлая вулканическая порода местами обвалилась и перекрыла проход. На узком полу валялись обрывки истлевших циновок и мешковины. Все завалено щебнем и туфом. Копаем руками. Дальше проход сужается и завален окончательно. Но в боковых ответвлениях под слоем битого камня находим рассыпанный рис. Все перемешано с песком и гравием. Зерна пожелтели от времени или такого сорта я еще не видел. Нагребаем сколько влезает в рюкзак и спешим к выходу где на четвереньках, где ползком.
Из принесенного только одна пятая составляют зерна. Вручную перебирая их за столом от песка и камня получаем пару килограмм чистого риса. Нашей радости нет предела. Теперь можно не думать о надвигающемся голоде. Кто знает сколько его там запрятали японцы. Возможно в следующий раз отыщем что повкуснее. Жарко топится большая печь. На ее краешке стоит кастрюля с рисовой кашей. Запах наполняет всю избу и мы в ожидании чуда курим и пьем чай. Но к нашему разочарованию вкус у этой каши был отвратительный. То ли рис испортился за столько лет пребывания в пещере, то ли мы не умели его готовить как японцы. Все наши мечты о вкусных и больших порциях еды улетучились как сон. Организм переварил съеденное и не пострадал от него. Но есть эту кашу еще раз не было желания. Мы решили оставить склад на случай крайнего голода, когда встанем перед выбором есть мясо лисиц или трофейный рис. Напрасно мы тешили себя надеждами. Им не суждено было сбыться. Близился к концу февраль, но еще ни один вертолет не пролетел над нами. О том чтобы ловить рыбу в море нечего было и думать, ходить за ней по десять километров в одну сторону тоже не радовало. Другого съестного на острове нет. Хотя в прибрежных водах водилось много нерпы и каланов, но они никогда не подходили близко к берегу и были недосягаемы. Наше положение становилось критическим.

Стены каньона ручья. Хорошее место для охоты на огневок.

large.5c8c9564abd91_.jpg.9cdd35b02966fb788a3661fbcc3bbfb3.jpg

На пути к озеру Черное. Хороший день и чай на примусе у подножья вулкана Нэмо.

large.5c8c95882b766_.jpg.2ff2e6f4936a540c245afc88c9e462c2.jpg

 Лгнёвка - не крупная , но очень темная лиса Курильских островов.

large.5c8c956aa2386_.jpg.498c8ae2fa80abba04582344440ae233.jpg

Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

18. К людям.

 

 

Вертолет появился внезапно. Он шел на большой скорости и очень низко над заснеженными вершинными сопок. Мы уже давно слышали звук его винтов и бежали по крутому косогору вниз на ровное плато ближе к избушке которую уже трудно было определить даже с неба. Он прошел у нас над головами и сильно накренившись стал быстро закладывать широкий  разворот на остров. Вертушка была военная К-27. Нас же забрасывали на МИ-8. На его серебристом борту красовался большими цифрами номер и военно – морской флаг. Коснувшись колесами снега он присел на широкое брюхо. Из его открытой двери выскочили четверо морских пограничников с автоматами и пригнувшись побежали нам навстречу. Тем временем и мы запыхавшись поравнялись с нашим жилищем. Бледный капитал-лейтенант придерживая рукой шапку грозно спросил: - Кто такие. Документы! Еле переведя дух отвечаю, что все в избе и открываю припертую палкой дверцу. Увидев что мы русские стоящий сзади старшина передвинул автомат за спину и вытащил из за пазухи микрофон от рации чья антенна болталась у него за спиной. Осмотрев что внутри офицер велел матросам оставаться наружи сам пригнувшись вошел внутрь теплого помещения.
- Охотники стало быть!? Предъявите документы. - вторично потребовал он осматривая внутреннее убранство нашей хижины.
- Не совсем так, товарищ капитан- лейтенант - ответил я вытаскивая все свои документы и командировочные предписания, - я инженер-охотовед проектной экспедиции Главохоты из Москвы. Занимаемся здесь натурными съемками и учетами животных. Отложив в сторону паспорт моего напарника с местной пропиской он взял мои бумаги и посветил на них фонариком. По его лицу скользнула едва заметная улыбка. Он внимательно посмотрел мне в глаза и негромко сказав будто про себя « из Москвы говоришь…», крикнул в открытую дверь: - Старшина, передай на борт все в порядке. Вылетаем! Он хотел было еще что то спросить, но я перебил его вопросом:
- Капитан, нам очень надо в Северо-Курильск. Все сроки нашего пребывания здесь давно вышли и нас наверное уже ищут родные и начальство. Короче прошу добро взять нас на корабль на север.
- У нас военный корабль а не прогулочный лайнер! Я не могу вам ничего сказать по этому поводу. Есть командир корабля с ним и решайте.
- А как с ним связаться, по этой рации что у матроса?
- Нет, надо в вертолет к летчикам у них лучше. Только давай быстрее у нас служба. Я рванул к вертушке которая вяло крутила винтами. Николай стал быстро собирать в кучу на улице рюкзаки и ящики. Быстро описав ситуацию пилоту прощу запросить корабль чтобы забрали нас с острова. После нескольких долгих минут переговоров пилот протягивает мне наушники и говорит: - Пальцем поближе ко рту микрофон прижимай. Понял? Я натягиваю теплые наушники и окружающий шум сразу стихает. Только тонкий писк и далекий четкий голос вахтенного офицера на корабле задает те же вопросы, что и капитан пять минут назад. После недолгих  переговоров нам разрешено сесть на вертолет. Моей радости не было предела. Я снял наушники и побежал к стоящим возле избы морякам и Николаю с криком : - Скорее грузимся, Калюня. Командир разрешил! Матрос помог мне перетащить тяжелый ящик к борту. Спешно кидаем внутрь свои рюкзаки и быстро разбираем ружья, охота закончена.
Набрав высоту машина взяла курс в открытый океан где вдали серой точкой маячил сторожевой корабль. Внизу проплывали знакомые горы, озеро с форелью, сахарная вершина потухшего но величественного вулкана Нэмо и неровная сточка разрозненного хребта к югу острова. Скоро и он сам превратился в безликое белое пятно среди серого неба и волн. Вертолет начал снижаться и вот мы уже пролетели сквозь толщу сизого дыма от корабельных турбин. Показались шпили антенн, леера, надстройка, орудийные башни и дальномеры. Нас сильно трясло и качало над стальной палубой покрытой толстой сетью по краям которой стояли матросы с талрепами для крепления вертолета. Он чуть коснулся колесами посадочной площадки, как тут же пропала тряска и нас стало медленно качать. Дверь открыл вахтенный офицер а стоявший рядом матрос отшатнулся при виде наших давно не бритых физиономий.
- Здравия желаю! Представился старший лейтенант. Прошу следовать за мной в кают-компанию. Вас ждет командир. – сказал он и показал рукой куда нужно идти.
- Спасибо, - ответил я ему, - я могу сам найти дорогу. Служил на таком давно правда.
- Не положено. Следуйте за мной. Он дал понять, что разговор окончен, повернулся и повел меня в центральный проход. Я шагал узким коридором, спускался по трапам, всюду знакомые картины крейсера, шум машин и запах который невозможно спутать ни с чем на свете. В кают-компании сидели офицеры, пили чай с печеньем. Мой проводник доложил что я доставлен и вышел. Поднялся высокий симпатичный капитан второго ранга лет сорока пяти и поздоровался не по форме.
- Алексей Сергеевич – протянул мне  ладонь командир корабля и улыбнулся. – Какими судьбами? Мне доложили вы из Москвы? Тот капитан, что вас забирал тоже москвич. Покажите ка мне еще раз свои документы. Я достал бумаги упакованные в красный целлофановый пакетик. – Присаживайтесь. Хотите чаю, кофе? Вахтенный! – крикнул мой новый знакомый и одел очки. 
- Спасибо с удовольствием. От кофе не откажусь. Попросите позвать моего компаньона пожалуйста. Он что то задержался наверху.
- Да вы присядьте. Разговор у нас будет долгим. Сейчас вам принесут кофе. – он внимательно изучал все мои бумажки. Другие военные тоже стали рассматривать мои удостоверения.
- Нам бы, товарищ командир, в Северо-Курильск попасть. Оттуда на материк . Меня наверное уже ищут через Сахалин. Я не мог сообщить о задержке. Сами понимаете.
- А мы идем на юг. У нас боевое дежурство. Вот так то. Высадим вас на Матуа или Итурупе.
- Как на юг! Нам никак нельзя на юг! Все наши вещи и аттестация в Севкуре – я понял что мне придется не сладко при таком повороте дел. Командир посмотрел на меня и снова занялся документами. Пришел матрос вместе с моим Николаем. Нас проводили в столовую где вкусно накормили гороховым супом и макаронами. Аппетита не было и еда не лезла в глотку. Мы молча жевали глядя  в тарелку. Начинало подташнивать от бортовой качки.
Мы вернулись сильно опечаленные создавшимся положением. Алексей Сергеевич все понимал. По его лицу было видно в какую ситуацию он поставлен нашим появлением на судне. Не знаю чем он руководствовался, но через пол часа вызвал к себе пилота и приказал готовить к вылету вертолет. Тот возмущался, но ушел выполнять. Доброму командиру мы презентовали мешок лучших лисьих шкурок на память об Онекотане. С нами летел специалист по настройке радиоаппаратуры и какой то груз в ящиках. Садится пришлось прямо за городком на летнем футбольном поле. Только там не было проводов, людей и собак. Проворная Ка-шка развернулась против ветра и быстро коснулась  земли. Не успели мы отряхнуть с себя снег, как появилась милиция в образе сержанта Внутренних дел Славки. Он прибыл на дымящем снегоходе Буран и уже было хотел потребовать документы, как разглядел  знакомые лица, только сильно заросшие бородами: – Ух черти! Где вас носило? А на тебя уже запрос пришел из области. Славка был добрым парнем и хорошим охотником. Мы иногда собирались у него дома, когда жена дежурила в больнице и пили спирт. Мы были друзьями. Он развез по домам нас и наши вещи.
Утром не сразу понял где я. Шум людей за окном, лязг гусеничных вездеходов и лай собак были так непривычны для отдохнувшего уха. Я взял транзитный билет на Москву и начал собирать багаж. Набралось три ящика от снарядов. Очень удобных деревянных, с прочными ручками и металлическими защелками. На торце каждого красовалась черно-желтая наклейка с надписью «Взрывается». В них весь собранный за время работы материал по ботанике, биологии, тушки и черепа птиц и животных и многое другое. В небольшом потертом рюкзаке помещались личные вещи, кино и фото пленки. Распрощавшись со всеми друзьями и помошниками  утром 7 апреля я погрузился на плашкоут и отчалил на остров Шумшу где располагался аэропорт Байково. Низкие тучи неслись над летной полосой и дул сильный ветер. Но это обычная погода в этих краях. Самолет Л-410 вылетевший из Петропавловска кружил где то за облаками в ожидании окна  для захода на посадку. Когда я ставил свой огромный груз на весы работники аэропорта спрашивали что в ящиках и говорили чтобы я сорвал ярлыки от взрывчатки. Открывая по очереди каждый я демонстрировал изумленным работникам неба кости, булыжники, перья и сушеную ботву . За все это пришлось выложить кругленькую сумму. Пока я грузил имущество на тачку они стояли в стороне обсуждая странности пассажиров и крутили у виска пальцем глядя в мою сторону. В Елизово я пересел на московский рейс и в этот же день прилетел домой. Почти годовая экспедиция завершилась.
У начальника партии я выпросил отпуск на неделю и уехал на весеннюю охоту в Осташков, туда, где росли деревья и пахло оттаявшей лесною землей. Через два месяца камеральных работ отчеты и дневники превратились в страницы паспорта охотничьего хозяйства «Северо-Курильское». Увесистая книга вмещает в себя сухие данные о климате, животных, растительности, рекомендации по делопроизводству, штата и заработной платы сотрудников, объему выхода продукции, рентабельности и многое другое. Очень жаль, что за строками и цифрами государственного паспорта не всякий может прочитать историю его создания. Начальник проекта, главный инженер, картограф и другие люди работающие над ним перечислены мелкими буквами в конце последней страницы. Но вам, уважаемый читатель, повезло больше. Вы пережили вместе с автором весь не простой процесс исследования  далеких и прекрасных Курильских островов.
Я часто вижу во сне сложные перевалы и высокие кусты разнотравья, дымящиеся вулканические фумаролы и ныряющих каланов. И конечно же меня снова тянет на Дальний Восток посетить ту или другую не описанную бухту, куда по воле судьбы я так и не смог дойти.

На борту военного корабля. Тихий океан.

large.5c8c985e6f675_.jpg.6256a946b4b820f5ca6cc9ad9d91312e.jpg

Ваш покорный слуга присел отдохнуть в долгом пути.

large.5c8c98641aa2e_.jpg.66bcf290da77ca74f5b9af80c70a3c62.jpg

  • Круто! 1
Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Гость
Эта тема закрыта для публикации ответов.
 Поделиться

×
×
  • Создать...