Абориген

Иногда удается побывать на сибирской рыбалке...

Это собачки, кошечки, тараканчики и бабочки, зайчики и лисаньки...

...Это было исключительное лето -- без дождя. Медведи, голодные и злые, бродили близ селений... Подошёл Кульгин к киту, а из его вырезанного бока выходит медведь. Выходит медведь из брюха кита, с рёвом бросается на Кульгина. Но Кульгин не дрогнул, встретил медведя сильным ударом сабли. Ударил медведя саблей, но отрубил только ухо. Второй раз бросается медведь -- Кульгин отрубил ему другое ухо. Долго бились Кульгин и медведь, полдня бились. Изрезал Кульгин медведя-разбойника, изрубил его на куски. Теперь людям ничто не угрожало." Владимир САНГИ

Плавание по реке описанию не поддается. Cюда входит напряжение изо дня в день, и минутные вспышки опасности, и берега, заваленные деревьями, и лоси, которые в вечерний час выходят полежать на гальке». О.Куваев

Шведов нельзя назвать твердыми последователями принципа «поймал - отпусти», какими являются, например, англичане и голландцы. Может быть, потому, что очень уж вкусная рыба водится в реках и в шведской части Балтики: кроме лосося, крупного речного окуня и судака можно наловить хариуса, сига, камбалы, палтуса, трески, морского окуня. При этом шведы придерживаются простого правила, которое когда-то было естественным законом для большинства северных народов: они берут столько рыбы, сколько может съесть за день семья рыбака.

Высший пилотаж рыбалки - ловля на искусственную мушку, нахлыстом - у шведов в особенном почете.

ТАЙМЕНЬ САХАЛИНСКИЙ (Hucho perryi) или чевица, эндемичный вид в южной части Дальнего Востока и единственный проходной вид в роде таймени.

Чевица отличается от обычного тайменя более крупной чешуей. Обитает она в Японском море, откуда весной и летом входит на нерест в реки Хоккайдо, Сахалина, материкового побережья Приморья и Хабаровского края. На юге, в реке Ялу (Корея), заменяется близким жилым видом — корейским тайменем (Hucho ischikawai).

Звери в обЪективе фотоаппарата

..."Тем временем я уже утратил несколько крючков -- щуки, совершенно не знающие страха, понимающие только, что им можно хватать кого и что угодно, их же поймать не смеет никто, разоружали меня. Я стал рыбачить просто и нагло. Поймав две-три сорожины на удочки, насаживал рыбу на жерлицу с проволочной подстраховкой -- такие ловушки у нас с зимы налажены были, опускал кособоко шевелящуюся рыбку в глубь озера или речки. Тут же из засады торпедой вылетала щука, где и две, где и три, и, которая проворней, цапала сорожину, мяла ее и старалась уйти в черную корягу или в кисель прошлогодней травы, на ходу заглатывая добычу. Я изо всей силы выхватывал леску -- щука оказывалась на берегу, но добычу из зубов не выпускала и долго не могла понять, где она, что с нею произошло и почему оказалась на суше. Если рыбина была не по снасти, я отгонял ее палкой...

...Меня подстерегла еще одна большая беда -- я оборвал последнюю удочку. Уснул с удочкой в руках, клюнула сорожина на короеда, тут же на нее метнулась щучина. Я проснулся от рывка, всполошился, но было уже поздно -- хищница вдавливалась в глубину, разворачивала сорожину головою на ход, следом волочился обрывок фильдеперсовой лески, клубилась рыбья чешуя. Собратья мои убили бы меня, но я сказал, что спрятал жерлицу и не покажу, где спрятал, коли они примутся меня убивать. Кроме того, у меня есть еще две иголки, из которых можно сделать крючки, да из штопора-складника, если его накалить, уду можно загнуть, и еще я придумаю, как ловить петлями птицу и щук, нежащихся на отмели..."

В.Астафьев «Капля»