frankott

Продам патроны Norma Plastic Point 180 gr 20 шт. 4500 Наличие РОХа обязательно.

Primaloft. Оговорочка вышла.

Т.Е. Что-то сверху? Дормидонт предположил, что это поддёвка.

На моём блоге много таких рассказов. Не только об охоте. zaynetdinov.com

Верно Прималофт. Есть армейская американская. Оней что-то известно?

Здравствуйте уважаемые форумчане. Кто-то имеет американскую одежду "Примафол" Стоит ли её покупать? Пригодна ли она для охот? Или посоветуете, что- то аналогичное. Ситка, возможно и хороша, но уж очень дорогая.

Спасибо, что читаете. И, за отзывы, после которых хочется писать... Эти рассказы выйдут в "Сафари" с фотографиями " Андрей Джана". И там себя найдут те, кто был на этих охотах. Выходящие номера постараюсь разместить на форуме.

Давно заметил, что обычный календарь для меня перестроился в своих значениях и числах. Всё, как бы осталось на местах, но, если бы вернуть на стену отрывной, как в далёкие, почти забытые, то я бы выпустил для охотников и рыболовов свой. Отдельный. Может и в сувенирном исполнении, но обязательно не дорогой. Простой и понятый. Не только по месяцам, а и по сезонам. Потому, что для кого-то просто времена года и отражающиеся в сознании изменения за оконной рамой в сочетании с температурными изменениями, а для миллионов людей по всей стране иначе. Иначе, потому что весна не просто климатический порог перехода от зимы к лету, а потому, что в конце апреля на десять дней откроется весенняя на вальдшнепа и селезня. И осень начнётся намного раньше календарной. С конца июля. С открытием охоты на дупеля. Первые выстрелы, как Новогодние салюты, прозвучат торжественно и громко закупорят уши, отвыкшие от таких сотрясений. Они радостные и торжественные. В конце лета вместе с природой, календарные числа подсказывают, что пора и за лицензией в охотничье хозяйство. Одноэтажное здание прошлого века, провалившееся в землю на полметра в культурных слоях провинциального города. Половая доска, крашенная в том же веке в масляный терракот истёртая по середине и вполне живая вдоль стен. Крохотная комнатка, размером с кухню в «хрущёвке», в которую втиснули два стола и два навесных шкафа по стенам, с архивом в виде персональных карточек, жёлтых и засаленных по углам, свёрнутых, как провинившиеся уши дворняжки. Кажется, что время в этих комнатах давно остановилось. И две женщины, ведущие строгий учёт, принимающие взносы приросли к своим вытертым стульям. Трудно представить их жизнь за порогом этого здания. Наверное, живут, как все. Теми же заботами, но тяжело опустившись на свои рабочие места, преображаются до неузнаваемости. В каждом движении. Во взгляде. В молчаливых паузах… Во всём важность и отсутствие малейшей доброжелательности. Я захожу в эту комнатку с чувством непонятной вины. Хочется покорно молчать и подчиняться. Оставив свою подпись на заполненных бумагах, ухожу с облегчением. В руках лицензия на добычу и ощущение сданного зачёта перед экзаменом. Собака, спавшая на заднем сиденье размером с диван, радуется моему появлению, словно меня не было несколько дней. Она, так же хорошо, знает время завтраков и ужинов, как и наступления сезонов его охот. Возможно, что он, как перелётная птица, по световому дню отсчитывает, когда пришло время. Появляется в его поведении заметная обеспокоенность. И во взгляде вопросительная надежда. Хвост его, как метроном, отбивает 64 доли, стоит мне засобираться, хоть куда. А, уж, если я поднимаюсь в свой кабинет, так он, стараясь меньше цокать когтями по деревянным полам, неслышно находит меня и ложиться, как бы невзначай у двери и притворившись спящим, подсматривает за мной. Он знает, какое оружие я достану из сейфа. Если карабин, то останется дома. Вот, если ружьё, то его надежды выдаст всё тот же предательский хвост. Он даже одежду различает охотничью от остальной. И среди охотничьей ту, в которой мы ходим по полям. Мудрость взрослого пса, приобретённая с годами. Двенадцать лет жизни под одной крышей. Сон в тёплом спальнике под боком у хозяина на Шатурских болотах, в сырые холодные ночи и мои ответные чувства. Они тянуться вместе с нашими приключениями. Множество историй, хранящиеся в собачьей голове от одного предчувствия наступающего сезона бодрят взрослого пса. После многих лет, как увлёкся охотой, заметил, что жить стал своим, охотничьим календарём. Времена года поделились на сезоны. Открытия и закрытия. Месяцы покоя. Давно равнодушен к лету. Оно редко такое, как в детстве. Время всяких забот отложенных и невыполнимых в другие месяцы. Мимолётное и очень обманчивое. Не успеешь привыкнуть к его расслабляющему теплу, как холодные вечера и тонкий стеклянный ледок хрустит по утрам под сапогами. И это, так же неожиданно, как открыть глаза в летящем поезде и увидеть новый обелённый снегом пейзаж. Так получилось, что мы, заводя собак, решили остановиться в своём выборе на сторожевой и охотничьей. В нашем доме появились два щенка. Немецкая овчарка и немецкая легавая. Отдавая дань месту их выведения, я предложил разбить на двоих имя великого оружейного мастера, - Августа Франкотта. По причине, которой уже не вспомнить, овчарка была назван Франкоттом, а легавый щенок Августом. И думать не думали, раздавая клички, что попали в цель, стреляя наугад. Август совпал с кличкой охотничьей и определил его прямое назначение. Ему и знать, не знать, что с его позывными совпадает наступление месяца охот. Куропатка, утка, дупель, тетерев, вальдшнеп. Это всё его. Хранит он в своей голове их запахи и, кажется мне, что тихо мечтает, когда наступит время и хозяин, закинув ружьё за спину, строго скомандует, - «Рядом». Тогда внезапная радость лишит пса всякого послушания и он, громко ругаясь и, скуля, переходя на утробные басы, нервно забегает кругами по двору, не то, чтобы, размяться, а скорее от счастливой невоздержанности и переполняющей собачье сознание, счастья. Именно счастья. Потому, как это узнаваемо знаем и мы, лишь с одной разницей, что чаще всего, умеем сдержать в себе это чувство непонятно для чего. Порой меня это раздражает и даже злит, но вскоре я стыжусь себя и позволяю ему выпустить свою радость на волю так, как он умеет это делать. Он сразу же узнаёт старые места, на которых мы охотились прошлые годы. Выпрыгнув из машины, нетерпеливо ждёт, раздвинув мокрые ноздри, когда я заряжусь. Внутреннее напряжение невозможно скрыть. Только шёпотом, стараясь тем самым дать спокойствия - «вперёд». Начинает, по началу сумбурно работать. Куда-то убегать, чем снова злит меня. Тогда приходится быть строгим. Но, сбросив первые наплывы накопленной в безделии энергии, он успокаивается. Вспомнив, как надо работать, начинает вникать во множество запахов. Пропускать не нужные. Сосредоточиться и идти по следу. Долго ждал и дождался. И, хотя, лет то ему не мало, а всё ведёт себя, как щенок на первом поле. Годы не принесли ему должной степенности. Не научился он экономить силы, не сумевший к этому привыкнуть, я снова злюсь и ругаюсь на него. Но, какой от этого толк? И тут уж приходится бежать на перегонки к подбитой добыче, если видишь, куда упала сбитая птица. А нет, - так уж принесёт, что принесёт. Время летит быстро, набирая скорость. Одна за другой открываются охоты. Дупель. Но его ещё поискать в наших местах. Хотя, когда-то было много. За ним куропатка. Её много. Большие стаи сбившихся к зиме птиц, крутятся вокруг деревни по выкошенным полям. Со временем стали они, как домашние. Часто залетают к лошадям на леваду покормиться снежной зимой мы сыпем зерно на вытоптанные копытами тропы. Как курам на дворе. Но пёс просится, и я позволяю себе стрельнуть парочку. Ощипав птицу за двором, отдаю хозяйке. Она шелестит страницами старой книги с вытертым переплётом и жёлтыми от времени страницами. Е. МОЛОХОВЕЦ «ПОДАРОКЪ МОЛОДЫМЪХОЗЯЙКАМЪ» С. ПЕТЕРБУРГ 1875 г. После недолгих сомнений на кухне начинается готовка. После бесконечных ожиданий в полудрёме, слышу торжественное: - «Куропатка, фаршированная жаренным луком и телячьим фаршем с булкой, вымоченной в молоке». Простая прогулка превращается для всех в праздник с необычным ужином. Чтобы оставить в покое «домашних» куропаток, не ленимся и ездим в пойма Оки, где она кормится на выкошенных зерновых полях. Здесь птица разная. Попадаются коростели, перепёлки и, отъевшиеся куропатки. Их подъёмы шумные и недовольные. С квохтаньем. - Извините за беспокойство, - шепчу себе под нос, делая выстрел. Подружейный пёс, не приученный ждать команды, уже летит подбирать, как ему кажется, свою добычу. Иногда, она и вправду его, если дробь лишь слегка подранила плохим выстрелом. Тогда он сам взлетает над землёй, лишь бы не упустить подранка. Присев ненадолго на чём попало, понимаю, что в ногах усталость такая, что хочется лечь, задрав ноги к лениво плывущим, на фоне синего неба, облакам. Растянувшись на разогретой солнцем земле, предаюсь той же ленивой неге. Умотанная собака, устроившись рядом, тяжёлым и частым дыханием, не скрывает своей усталости. Розовый язык, увеличившись в размерах вываливается из пасти. Он хочет пить. Надо идти к машине. Напоить его и домой. Середина августа. Или, как говорят, охотники, - вторая суббота месяца. Какое число выпадет, не важно. Но в Подмосковье, в дополнение к открытым, разрешается охота на водоплавающую дичь. В оружейных магазинах толкотня. Патроны коробками разбираются, как свежие пирожки. На лицах торжественная озабоченность. По давней традиции, на открытие собираемся мы со старыми знакомыми на Шатурских болтах. Это особенное место. Когда я попал в эти места в первый раз, был поражён обилию птицы. Спустя годы моё впечатление не поменялось. Изменилась численность жадных до стрельбы и совсем не охотничье настроение в дни открытия. Но, на собачье настроение это не влияет. Напротив, - задорит идущей волнами канонадой стрельбы, и без того возбуждённое сознание. К болотным ароматам подмешивается сладковатый запах пороха. Мы долго едем туда. Чем дольше дорога, тем больше серьёзности и в собачьем взгляде. Проехав Шатуру, я сбавляю скорость и приоткрываю окна. В салон врываются ароматы болотной фауны. Они богаты различными нотами и звучат громко, как вступительный аккорд, исполненный духовым оркестром. Мост через озёра. Св. Белое и Св. Чёрное. Следом болота. Барачный посёлок Керва, который, похож на похмельный от названия до обитателей. Про себя я называю его «Стерва». Бараки и покосившиеся сараи. Всё плачевно. Когда-то здесь шла работа. Копали торф. По узкоколейкам свозили на знаменитую Шатурскую ГРЭС. Торф заменили на газ. Рельсы сдали в металлолом. От былой жизни остались красивые названия. Белая Грива. Чёрная Грива. Откуда взялись в этих местах такие названия деревень не понятно. Бескрайние, как тундра, болота на местах добычи торфа. Любая возвышенность, - уже грива. Проще некуда. Построенная предприимчивыми немцами электростанция перешла в собственность страны. Великий план ГОЭЛРО, который изучали в школе, а теперь без подсказки и расшифровать не смог эту абревиатуру. Запустение и скука. Однако на болотах, оживающих с открытием охоты, довольно многолюдно и, иногда, до неприличия весело. Всё начинается затемно. Выстрелы будят не столько меня, сколько Августа. Он весь в движении, даже, когда лежит рядом в спальнике. Сырость и тяжёлый запах тины вперемежку с торфяным. Сумеречная, почти похмельная, жизнь приходит в громкое движение. Пора вставать. Как бы не хотелось оставаться в этом душном, палаточном тепле, а приходится, чтобы не прийти к общему столу с пустыми руками. Наверное, для любителей утиной охоты, во всех уголках нашей страны, найдутся места, где есть такие. Добычливая, или нет, но всегда она заканчивается празднично. Приготовлением вкуснейшего блюда. По сути одного и того же, но с некоторыми тонкостями в добавках и разницей в названиях. Большой казан на огне и много поваров. Каждый знающий, что делать, но без лишних споров уступающий во мнении стоящему у казана с половником. Собаки терпеливо лежат в ногах у хозяев. Они знают, что такой праздник не пройдёт мимо. На охоте все равны. Несколько дней кормления комаров и непрерывной стрельбы утомляют нас обоих. Обратную дорогу я уже не вижу нетерпеливо озирающейся по сторонам морды. Он спит, как говорится, «без задних лап». От собачьей шкуры исходит надоевший запах тины и грязной шести. Хочется скорее домой. В душ и пообедав домашней едой, завалиться в чистую постель. Несмотря на относительную близость к столице, рядом с домом нашёл я несколько мест, где можно поохотиться на утку не уезжая далеко. Есть у леса место, где ручей, перегороженный бобровыми плотинами, расширился до небольших плёсов, поросших камышом. Там к вечеру садятся кряковые. Ближе к сумеркам с полей возвращается на тихое журчанье воды. Здесь, в низине, можно и пролётного дупеля застать. Утка гнездится каждый год. Порой высиживая по два выводка в тёплое лето. Птенцы растут быстро, догоняя в размерах своих родителей. Нашёл места, где можно встретить вальдшнепа. Не сказать, что высыпки, однако всякий раз поднимаем там пару-тройку птиц. Когда попадаю, а когда и мажу. Тогда пёс мой, с большой досадой в голосе, кружит вокруг места, где они кормились, и не может поверить, что выстрел был пустой. Хозяин промахнулся! Приходится теперь и самому извиняться и оправдываться. Он прощает и, снова уходит в сухие травы. Тетерев перешёл в разряд близкий к «Краснокнижному». Потому и стрелять такую птицу не хочется. Попадается иногда в поймах за Окой. Собака с азартом встаёт на его наброды, жадно всасывая воздушные струи сквозь воспалённые ноздри. В азарте, делая стойку, он, почему-то подгибает не переднюю лапу, а заднюю. По такой позе я понимаю, что нанюхал он крупную добычу. Всё же эту птицу я отпускаю. И, снова пёс мой не верит такой неудаче. Пробует бежать. Почти взлетает над высокой травой, а я строго отзываю, не позволяя самовольничать. Вот и октябрь слетел высохшим листом с озябших от первых заморозков деревьев. Прохладная свежесть и дни, один короче другого. Находившись по вальдшнепу, по дороге к дому, оставляю я машину у леса и, перезарядившись семёркой ухожу по заросшим тропам на примеченные с прошлого года места, поманить рябчика. Собака, без задних лап, больше не спорит и не просится в компанию. Удобно устроившись на мягких диванах, спокойно позволяет оставить себя в машине. Я теряюсь в чаще в надежде подманить или встретить рябчика. И снова вторая суббота октября… В почтовых переписках появляются старые знакомые. Охотники по-крупному зверю. Кабан стал редким из-за, откуда не возьмись, прилетевшей африканской болезни. Можно и на лося съездить, но стрелять его не хочется. Есть в нём какая-то домашняя доверчивость и наивность, когда, пренебрегая человеческим присутствием в лесу, вдруг, опомнившись, полагаясь на свои скаковые ноги, махом, напролом, несётся в ужасе, не замечая расставленных на пути к спасению стрелков. И, в потухающем его взгляде, после смертельного ранения вдруг отступает этот страх. Появляется равнодушие к обступившим его людям. Только затихающая боль и уходящее тепло, которое красными струями заливает влажную листву. С ней и пропадающая безвозвратно, недолга жизнь. Но от чего-то еду…Наверное, чтобы моя кровь не застаивалась в, уже не молодом, теле. Встретиться со старыми знакомыми. Ощутить забытую, валящую с ног усталость охотника, который провёл весь день в лесу в выслеживании добычи. Эта усталость особенная. Она легко проходит, стоит только оказаться у костра и, как заворожённый заглядеться на разгорающийся огонь. Ночная влага несёт с собой множество осенних ароматов. В них уже нет летней сладости цветения. Недавняя жизнь отходит и тёплая зелень, к которой очень быстро привыкаешь, сменяется множеством желтых и коричневых оттенков. Да и их скоро накроет снегом. В белизне появится и торжественная праздничность и холодная скука на долгие месяцы. Шкворчит и дымится на раскалённом чугуне, отдавая густой пар, тёмное мясо. И в сумраке ночи видна лишь рука нашего повара с большой деревянной ложкой, выкручивающей в пару над сковородой. Он знает своё дело. Во всём простая, неоспоримая уверенность, которая передаётся усталым и оголодавшим охотникам. Они, умеющие ждать, вдыхают, как загонные псы, дым, костра с ароматом готовящегося мяса. Аромат этот меняется с каждым помешиванием и из сырого приближается к съедобному. Хочется, чего покрепче. Чтобы обожгло и взбодрило в ожидании горячей еды. На закуску сгодится обычный, солёный огурец или щепотка хрустящей, квашенной капусты. Можно и тонкую полоску домашнего сала с чесночком на ломтике пахучего чёрного домашнего хлеба, который в лесной темноте пахнет по-особенному. Заглушив внезапно проснувшееся чувство голода, усесться на раскладном стуле поближе к огню любуясь огнём, который, в лесной темноте, завораживает своей игрой. Игрой своей он заставляет думать только о нём. Бороться с этим и бесполезно и не хочется. В голове становится ясно и просто. Жадные языки пламени с треском глотают сухой хворост вылизывают большую чугунную сковороду и, почти топят её в своём жаре. Но метал не поддаётся. Подбрасываю новые, наломанные наскоро палки. Россыпи гранатовых искр взлетают стремительно в черную пустоту и исчезают без следа. Охотники жадно и, с нетерпением, следят, как куски мяса быстро покрываются красивой корочкой. Лук золотится, добавляет красоты готовящемуся блюду. Наш неизменный повар, без которого и охота была бы не такой праздничной в своём финале, готовит жаркое из куска вырезки, который, каждый раз растолкав раздельщиков добычи, мастерски, двумя надрезами, извлекает из-под рёбер вдоль хребта. Бывают в командах люди, вносящие в саму эту охоту романтическую, торжественную песню, без которой занятие это превращается в обычный промысел. А, если они есть, то в сокровенный обряд, придуманный не нами и, надеюсь, что на нас не закончится. Долгожданное приглашение к столу. После восторженных выкриков наступает тишина. Усталые и голодные молча, почти, не утруждаясь пережёвыванием, глотают горячие куски вырезки, которая и без того легко проваливается в утробы. Хочется молча есть и смотреть на огонь забыв обо всём. Едоки широко раскрывают рты, чтобы остудить горячие куски мяса. От этого из ртов идёт густой пар, подсвеченный огнём костра. Остальное вспомниться на другой день, когда проснёшься в своей спальне от пробившегося сквозь не плотно задёрнутые шторы, тусклого, осеннего света. Отдохнув несколько дней, ухожу в лес. За спиной двустволка. Несколько патронов и пару манков на шее. Наступает время одиноких прогулок по лесным дорогам и чащам в поисках другой удачи. Охота, которая с каждым годом всё больше увлекает меня. Это рябчик. Я жду её открытия считая дни с нетерпением. Иногда, ближе к полудню, ухожу в лес на знакомые места и затерявшись в еловых под увесистыми еловыми ветвями, достаю свои маночки и запеваю простую, но очень жалобную трель, чтобы проверить себя. Не разучился ли манить и бытует ли он здесь. Громко, хлопая крыльями, без всякой опаски прилетает взрослый петушок. Как и любой самец, горделив и любознателен. Не чувствуя подвоха, перелетая с ветки на ветку, то кокетливо прячется, то выставляет свою красоту на показ. Я же схоронясь стараюсь не выдавать своего обмана, а он всё настойчивее выводит свои трели. Не дождавшись ответа, исчезает в лесной чаще. Не разучился плести зазывные песенки, радуюсь я и, стараясь не шуметь, ухожу к опушке. Будет к новогоднему столу настоящий салат «оливье». Холода то подступают, то дают передохнуть, возвращая недолгое, но уже скупое тепло. Теперь и ему можно порадоваться. Природа играется и дразнит. Ночные морозы взяли своё и ручеёк в овраге, устав бороться с минусами, ушёл под лёд. Ещё тонкий. Под ним проглядывалось биение воды, как слабый пульс у безнадёжного больного, не теряющего надежду, выздороветь. Скоро по этому льду можно будет ступать без боязни провалиться. Календарный год на исходе. Я подумал о том, что место это тихое удобное для охоты на лису. Тем более, что она не раз выходила на мои попискивания перепутав с мышиными. Стояла и с удивлением смотрела, как обманулась. Было до неё метров десять. Похоже, что был это лис. Крупный. Давно полинявший и обросший хорошим мехом. Несмотря на тёплую осень, пушистый по-зимнему. Я замер, стараясь не, спугнуть неожиданного зверя, который обманулся, а он застыл в таком недоумении. Скоро откроют охоту на него, и я вернусь в этот лес, где буду ловить удачу до конца февраля. А там и март подоспеет после метелей. Ярким солнцем и днями, один длиннее другого. Всё покатится своим чередом.

Не знаю, на долго ли, но климат в нашей стране поменялся. Особенно это почувствовалось в Центральной части. Прошедшая тёплая зима, сменилась, ранней весной. Пусть и дождливое, лето было вполне сносным, а иногда тропически знойным. Осень. Сухая и тёплая, часто радовала солнечными, по-летнему, жаркими днями. Всё это доставляло удовольствие не только людям, но и окружающему нас животному миру. Прогуливаясь по полю у деревни, с удивлением заметил большой выводок куропаток. Для октября, они показались мне слишком худосочными и мелкими. - Болеют, подумал сначала я, но другая, более верная мысль поправила мои сожаления. Это второй выводок. Совсем молоденький. Увидев моё приближение, они со свойственным им недовольством, шумно оторвались от земли. Немного пролетев, скрылись за забором ближайшего участка. В Шатуре егеря так же отмечали, что, хоть и мало воды в этом году, а утки по два выводка сделали. По привычке, собираясь в поездку, я набил сумку тёплыми вещами. Шерстяной свитер и шерстяная безрукавочка на всякий случай, а обошлось рубашкой. Как-то катаясь по Франции осень, после очередной охотничьей выставки, заметил охотников. Они стояли на номерах. Шла загонная охота. Из любопытства, мы, припарковали машину на обочине и сделали несколько фотографий. Охота налегке. Тёплая осень. По местному времени, около десяти. В рубашках и разгрузочных жилетах. Вот и мы, в Волоколамском районе, запарившись от переходов, прохлаждались по лёгкому. До нас докатилось европейское тепло, а до них наши холода и метели. В республике Соха Якутия никак не появится лёд и вместо привычных в это время морозам под двадцать, в Оймяконе – Полюсе холода, всего-то минус три. Звери в республиканском зоопарке Орто-Дойду наслаждаются переменами вместе с людьми. Вот бы и дальше так. Я за потепление. В нём есть своя прелесть. Наши охоты без лишних услуг. Они простые и понятные. Гоняем сами. Разделываем сами. Когда загонщики со стороны, есть что-то барское. И, кто знает, - что там в лесу, разворошенном, словно улей, надрывными криками загонщиков. Они, конечно, расскажут всякое, по выходу из леса. И кабаны… и косуля… и лоси, увернувшиеся и развернувшиеся. Как старый гончак, я встал в ряды загонщиков, понимая, что, если охота затянется, то измотанный переходами до последнего, загонять мне будет уже сложно. А халявить неловко. Часто бывает, что проще в загонщики, чем обрезать весь квартал, чтобы встать на номер. А здесь рассредоточились и бодро вошли в лес зычно разбудив лесную чащу, напролом через валежники или в обход, но одним строем. По слуху держась за соседние голоса, как на незримой верёвочке, не отставая и не опережая. Не очень понимаю из чего всё складывается в лесной жизни. В чём порядок и бардак. Только бывает, что один лес чист и просторен, а другой, как захламлённый амбар. Румянцевские леса, словно таёжные дебри. И их любит зверь. Здесь трудно и непроходимо порой двуногим. Зато на четырёх ногах спокойно и неудобств не чувствуется. Человек своей не приспособленной ступнёй цепляется за валежник, путается в осоке, а копытца его и не замечают. Я топал, стараясь не сбиться с намеченного азимута, почти не выбирая дороги. Поваленные временем и сильными ветрами деревья, иногда заставляли искать обходы. Это доставалось не только мне. Были преграды и похуже, когда кто-то из загонщиков нервно жаловался на непроходимость и просил подождать. Мы останавливались на месте, чтобы не портить строй и продолжали громко выкрикивать, кто на что горазд. А горазды были на многое. Сосед мой справа с позывными «Андрей Джан» и вовсе не морочился, а взял себе одну простую для этого занятия фразу, - «Выходи!!!» «А ну ка выходи». По ней я стал узнавать его даже стоя на номерах. Крепкий и взрослый мужчина, не ленился и часто вставал в ряды загонявших. Может просто устал от стрельбы и любил походить по лесу, находя в этом больше интереса, чем стрелять по зверям. На самом деле занятие это, хоть и не лёгкое, но увлекательное. Что там увидишь на линии стрелков, стоя под жужжащими от напряжения провисшими от тяжести проводами? Напротив, пробираясь в лесной чаще, открываешь для себя множество простых тайн. Где-то окажешься на вытоптанной копытами тропе, ведущей к водопою. Где-то наткнёшься на свежую лёжку. Потрогав рукой примятую траву, можно понять, насколько она свежая. Так было и в этот раз. Подойдя к болоту, я остановился у замятой осоки. Снял перчатку и ладонью ощутил ещё не простывшее место отдыха большого зверя. Сообщил по рации о своей находке. Загонщики с новыми силами заголосили, обдавая лес громкими воплями. Появился нескрываемый азарт. Справа затрещал валежник. Там «Андрей Джан» громко выкрикнул свою излюбленную фразу «А ну ка выходи!!! Выходи давай». Сквозь деревья с его стороны метнулась тень, которая превратилась через несколько метров во взрослого и крупного зверя. Через считанные секунды, этот зверь уже отчётливо скакал, преодолевая препятствия на своём пути лёгкими и красивыми прыжками, как лошадь на соревнованиях по «Стипль-чезу». Только потерявшая где-то своего всадника. Это была лосиха. Ушастая с вытаращенными от страха большими глазами. На охотничьем языке, - корова. Когда нас разделили какие-то десять метров, не больше, я закричал изо всех сил, в надежде послать её от нас на загонщиков. И к выкрикам добавил громкие хлопки ладонями. Но она нацелилась только на прорыв из вражеского окружения. Видимо опыт прошлых лет подсказал ей единственный путь к спасению. Прижав уши вдоль шеи, она с треском проскакала мимо меня и обозначила курс на соседнего загонщика. Тот был близко настолько, что я многое успел разглядеть в этом прорыве. Игорь пошёл в загон с не зачехлённой двустволкой. В какой-то момент мне показалось, что он выстрелит в атакующего зверя, но он поступил иначе. Спрятался за толстым стволом сосны. Подчинился запрету стрелять в загоне и не попал под тяжёлые копыта. Вот это был номер сообразительности и бесстрашия и со стороны коровы, и со стороны загонщика. Я, оторопев от увиденного тормознулся и сообщил в эфир о том, как сквозь наш строй ушла лосиха. - Ушла и ушла, - услышал я знакомый шёпот нашего командира, - Не хватало в первом загоне корову завалить. На самом открытии. - продолжал он с нескрываемой иронией в голосе. Эфир затих на время. Мы шли дальше, с каждым шагом приближаясь к номерам. Стрелки стали отчитываться о вышедших загонщиках. Вскоре и я оказался на просторной просеке. В следующем загоне мы поменялись местами и встали на номера. Хотя не поймёшь, иногда, что лучше, - пойти снова в загон, или обогнуть квартал, задав крюка в несколько километров, чтобы выставиться где-то под ЛЭПом, ещё в километр. Двигаться надо быстро. В общей колонне. Семь потов и ты на месте. Хорошо, что в рюкзачке припасена запасная маечка. Сбросив протёкшую от пота, я с наслаждением ощутил телом мягкость сухого хлопка. Комарам только дай раздетого тела. Они жадные до одури в одном стремлении насосаться моей вскипевшей крови. По рациям прошла очередная команда. Загонщики вошли в лес. Их крики словно стоны послышались из сонного леса. Они медленно пробирались сквозь разбуженную чащу, стараясь своими голосами разбудить её от ленивой спячки. Выделился Димин. Он напоминал мне тирольские переливы горных пастухов. Прыгая голосом через октавы, он был различим от других. Полезная и забавная вещь, - рация. Когда все сидят на одной волне, любые переговоры в общем доступе. За сотни метров ты в курсе происходящего. Новостная лента развивающихся событий заставляет участников быть наготове. И вот долгожданный взволнованный голос загонщика. - Ребята! Бычок на вас пошёл. Пронеслось лёгкое волнение и стрелки ощетинились чёрными стволами к лесу. На номерах не разобрали голос загонщика. Зашептались, вопросами. Кто сказал? Но Сказавший почему-то говорил также шёпотом. И ему напомнили, что он в загоне и может хоть криком кричать. Это мы на номерах молчком. Он опомнился и представился. Только кому это стало понятней? В каком порядке вошли, как пошли? Но в итоге все приготовились. Я увидел, как на соседних номерах вскинули ружья на изготовку. Вот он волнительный момент охоты. Голоса загонщиков были уже близко, когда прогремел долгожданный выстрел. Тишина в эфире была не долгой. - Стрелял «Солдат». Пауза… Как сговорились, - «И?» - Лежит. Голос командира знают все. Он по тембрам, как родной, за столько лет охот. Почти отеческий. Даже, когда раздражается, то, никогда вида не подаст. Сдержанный, хотя иногда и позволительно сорваться. - Хорошо лежит? - Вроде да. - А ты без «вроде» - подойди и проверь. Чтобы потом за ним не бегать по всему лесу. У стрелка тоже кончилось терпение. - Лежит бездыханно… Что ещё? Может пульс проверить? Было понятно, что командир наш одобрительно ухмыльнулся в микрофон и скомандовал. - Всем разрядиться и ждать, когда остальные загонщики выйдут из леса. - А если ещё кого выгонят? - Поинтересовался кто-то. - Достать камеры и сделать красивое фото на память. У нас лицензия на одного взрослого лося. План выполнен. Мы послушно стояли, не нарушая правил. Лишь, когда последний загонщик, застрявший в валежнике, показался на линии, и на номерах отрапортовали о его появлении, прозвучала команда собраться у трофея. Верно, сказано кем-то, что охота это всё, что до выстрела. Дальше всё по наработанному. Пришло время острых ножей. Работали скоро сменяя друг друга. Голод подгонял лучше любых наставлений. Вот по завершению разделки наступал охотничий праздник. Всё же именно он завершает охоту. Костёр и свежедобытое мясо, дымящееся на сковороде. Из рюкзаков на общий стол вываливаются закуски. И разговоры. Я же вспомнил лосиху, которая никак не хотела бежать на номера. Недовольная, что подняли с лёжки всем своим видом, показала, что не на ту напали. Что правила она знает. И, что не дурочка, слушать каждого встречного в лесу. Стоит небось где-то в крапиве по самые ноздри, или мелятнике и пожёвывает ещё по-летнему зелёные и сочные веточки, расставив большие уши на всякий случай. Расслабляться рано. Сезон охоты только открылся….

Поздняя осень, как конец августа. Тепло и солнечно. Если даже дождь, так и то без леденящей мокроты. Нет в нем промежуточного, близкого к так называемому снегу с дождём. Побывав на одной загонной охоте, соблазнился на другую. Обещали дожди, но, вроде, как и не сильные, кратковременные. Не сахарный, не растаю. Тем более, что прикупил себе удобную не промокаемую накидочку. В общем повертелся с боку на бок и заявил жене вечером, что уеду на лося. Одним днём. Ночью буду дома. Переделав все дела впрок, загрузил свои сумки и ружьё в машину и лёг спать пораньше. Но лучше бы по позже, потому, как проснулся среди ночи и больше не заснул. И повода-то не спать не было. Голова пустая и лёгкая от мыслей. Всё, какие-то мелочи и досада, что впереди день трудный, а сна ни в одном глазу. Серый рассвет просочился в дом сквозь задёрнутые шторы и очертания предметов мутно выступили из тьмы. А потом резкость наладилась, и я понял, что валяться бессмысленно и, стараясь не скрипеть половицами, крадучись, спустился вниз. Но чуткий слух жены всё же поймал лишние звуки. Под шум закипающего чайника я не услышал, как и она оказалась на кухне. Всё было уложено с вечера. Только перекусить на дорожку и в путь. Но, чтобы мой отъезд не был таким скучным, составила компанию. Тот редкий случай, когда все приехали на место сбора ранним утром, пропустив ночлег в откровенно неуютной гостинице, хозяева которой решили, что охотникам и рыбакам и так сойдёт. Вот только с ценами пошли в ногу со временем. Оно и к лучшему. Какая разница, толкаться в пятничных пробках в ночь, или бодро подъехать утром к назначенному месту. На опушке леса формальности с лицензией. Перепись документов. И молчаливой колонной вошли в ничего не подозревающий, но уже проснувшийся лес. Пройдя не более пятисот метров нас поделили, как всегда, на загонщиков и стрелков и начали расставлять. Стрелки отдельной группой ушли в обход по широкой просеке. Меня поставили крайним в загоне. Рядом светилась оранжевая шапка соседа. Он подошёл, чтобы уточнить правила движения. Паренёк был новенький. Видел его в первый раз. Приехал на чёрной Волге. Модельный ряд уже не припомню, но были времена, когда любой школьник без подсказки назвал бы без ошибки. Машина, когда престижная и доступна была лишь избранным. На поясе был потёртый, но в хорошем состоянии, кожаный кофр. Фото аппаратный. Сначала подумал, что использует его, как подсумок, но ошибся. Там действительно был стареньки плёночный ФЭД. Но об этом я узнал позже, когда охота наша закончилась. Я взял за правило со свежими силами встать в ряды загонщиков. Мне стало нравиться это занятие. Оно, хоть и трудное, зато очень познавательное. Тем более, что желание кого-то подстрелить утратил давно. Растянувшись по заросшей лесной дороге, мы ждали, когда стрелки расставятся и сообщат о готовности. Отчего-то у них это заняло много времени. Георгий признался, что на такую охоту решился впервые и волнуется. Я его успокоил. - Попал в хорошую команду. Здесь люди с пониманием и к новичкам относятся хорошо. И вправду, не заметил он ни заносчивости, ни пренебрежения. Хотя в этот раз в команде новых лиц было больше, чем знакомых и привычных. На этом мы прервали начавшуюся беседу. Прозвучала по рации команда и мы пошли. - Оппа! Оп! Оп! Оп! Оппаааа. - погнал я свою песню. Жора шел и хлопал в ладоши. Я его поправил, кричать надо. Ладоши это для театра…Он услышал, но кричал застенчиво, как школьник на уроке пения, стесняющийся собственного голоса. Я шёл крайним, прислушиваясь к соседним загонщикам. Лес был вполне проходимым. Небольшие завалы, давались легко. И, уже, почти перед выходом на номера заметалась перед нами тень, которая в панике пошла на прорыв сквозь загонщиков. И никакими угрозами или уговорами не желала подчиниться нашей воле. Большие уши, которые можно было перепутать в суете с рогами торчали вертикально. В какой-то момент она оказалась совсем рядом, и я разглядел весь ужас в огромных глазах напуганного насмерть зверя привыкшего к покою своего обитания. Это была корова. В панике, она нарушила наши ряды и ушла в лес. Шумно ломая всё на пути своего прорыва. От такого переполоха непойми откуда, выскочил такой же в недоумении, заяц. Несколькими скачками оказался рядом. Присел перевести дух. Осмотрелся и поскакал дальше. Только и разглядел, что был он на половину полинявший и остатки летней шерсти клоками висели на задних лапах. Он был явно спросони. В панике то скакал, то приседал одуматься и осмотреться. Соображал туго. Была бы охота на зайца, то я снял бы его легко. Второй загон я отдыхал на номере. И слушал, как трудится в свою очередь второй расчёт. Но их загон оказался совсем скучным. Прошли без единого комментария. Никого не видели. Ничего не слышали. Дальше всё пошло по установленному правилу, и мы пошли гнать зверя. Третий загон. Егерь предупредил сразу, что завалов будет много. Загон будет трудным и долгим. Расставляя загонщиков с только ему понятным интервалом, он поставил Максима прямо перед завалами выше человеческого роста. Причём был он во всю ширь дистанции до предыдущего загонщика. А заканчивался этот бурелом там, где поставили меня. Я с облегчение подумал, что повезло, но поторопился. Стрелки расставились, и Командир прошептал в эфир «Загонщики. Начинайте». Мы ровно полезли в чащу. Максим сразу же попросил притормозить, потому, как, вполне ожидаемо, пробиться сквозь такое, разве что только мелким зверькам просто. Вошли и встали. Но, коли загон начался, принялись голосить, кто на что горазд, стоя на месте. От наших криков лес очнулся от беззаботной спячки. Я сквозь деревья следил за оранжевым жилетом Максима, который то появлялся, то пропадал среди поваленных стволов. Минут пять шла борьба с непроходимым завалом, но он справился. Было слышно в микрофон, как он, сглатывая дыхание, приходил в себя. Мы двинулись вперёд. Если уж егерь сказал, что место трудное, то оно действительно трудное. Казалось, что лес этот подвергли ковровой бомбёжке. Вывороченные с землёй рваные корни ужасающе торчали во все стороны. Толстые стволы вековых елей в два обхвата. Кора давно отвалилась и оголённые стволы от дождя были скользкие, словно их обмаслили. Часто, бывало, так, что в загоне, кому-то везёт и для него шумная прогулка по лесу в удовольствие, но на пути соседа могут возникнуть препятствия. Здесь же мы все оказались в одной ситуации, одном положении. Это положение было раскарякой. Переваливаясь с одного ствола на другой, мы упорно не шли, а ползли к поставленной цели. И задача из-за этого отошла на второй план. Я уже и думать перестал, для чего меня отправили в этот лес. Нас пытались ровнять на соседей, но это было слишком трудно. Казалось этому не будет конца. Я блуждал взглядом по сторонам и меня успокаивало если сквозь бурелом и чащу видел или чей-то яркий жилет или такую же шапочку на голове соседа. И, вот когда все мои мысли были на финальной просеке, перелезая через скользкие стволы, я увидел мечущегося в лесоповале лося. Это был бык. Он оказался слева от меня. Я громко, сколько хватало сил закричал соседу. Он тоже, сначала услышал, а потом и увидел его. Мы заорали в две глотки, не давая лосю перехитрить нас и уйти в обратную сторону. Крик наш подействовал и он, напуганный бросился прочь на номера. Я потерял его из виду, штурмуя очередной завал. «Хоть бы это был последний загон» - думал я. По рации я предупредил стрелков, что на них пошёл бык. Кто-то пытался выяснить на кого именно, а мой сосед съязвил, «на всех!» Грянул долгожданный выстрел. Пошли переговоры и выяснения у стрелков. Шептались и выясняли подробности. Но всё было не утешительно, а я с тоской понимал, что с меня хватит, и если в этот раз никого не подстрелят, то поползу к машинам. Все затихли в ожидании хорошей новости, но в эфире была тишина. Всё же был выстрел, который давал маленькую надежду на успех. - Кто стрелял? - Я, - отозвался стрелок очень неуверенно, даже виновато. Было много новых. Кто такой «Я» никто не понял. Уточняли, перешёптывались. Выяснили. Но не точно. Вроде, как попал, но он ушёл. Медленно. Кажется, стоит тенью среди деревьев. Снова команда, - Всем стоять на местах. Загонщики толкайте… Но мы не то, что толкать, просто идти не могли. Позли и перелезали из последних сил. Однако новость немного взбодрила. И, тут, один из загонщиков прошептал в эфир… - Антон. Вижу быка. Стоит от меня метров 35-40. С рогами. Можно выстрелить? - А толкнуть не получится? - Стоит как-то странно. Мне кажется, что он меня увидел, но не уходит. Так можно выстрелить? Некоторое затишье на размышления. Молчаливое ожидание в эфире. Полная тишина. - Ну, если уверен, то стреляй, - дал согласие командир. Притихли. Этот выстрел ждали все с нетерпением. Он не был неожиданным, как обычно это бывает. Но, всё же выстрел есть выстрел. Лес вздрогнул и затих, притворившись спящим. Паузу прервал командир. - Чего молчим? - Лежит. - Точно лежит? - Точно. - Всем разрядиться и оставаться на номерах до выяснения. Выяснилось вскоре, что зверь добыт. Я, с облегчением присел на мокрый корявый ствол поваленной берёзы. Промокшая от пота одежда противно прилипла к телу. Промокло всё. От майки до куртки. Это сильно сковывало не простые движения. В рюкзаке были запасная майка и рубашка, но это по выходу из леса. Впереди светился яркий жилет стоявшего на номере. Оставалось метров пятьдесят до дороги, к которой я так трудно полз. Так и закончилась наша охота. Большой костёр ярко оранжевым светом, скачущим всему на чём можно было бы отразиться. Сменяя друг друга, охотники работали над трофеем и закусывали чем запаслись в своих рюкзаках. Георгий щёлкал затвором настоящей камеры. И щелчки эти были настоящими, а не телефонными никто не позировал. Все вымотались до предела. Как обычно. Голод и смертельная усталость. Упасть и не двигаться хотя бы минут десять, чтобы горячая кровь ушла из натруженных ног и освежила разгорячённую голову. Собравшись у подстреленного лося, каждый по-своему отмечал это событие. Георгий, наблюдая за всем со стороны, заметил вслух. - Теперь я понимаю, почему все такие стройные. С такими заходами, жирдяям делать нечего, - сказал он, закончив щёлкать ФЭДом. На усталых лицах можно было разглядеть, при желании, улыбки. Теперь заторопились с разделкой. Как не спешили успеть засветло, осеннее время оказалось быстрее. Ночная тьма опустилась так быстро, что никто и не заметил перемены. И, когда, уже на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядеть, полезли в сумки и рюкзаки за фонариками. Черное небо без единой звезды опустилось на лес придавив его ночной влагой. За пару часов управились с разделкой. На расстеленном целлофане разложили добычу, под шутки и прибаутки состоялся разбор добычи. Торопились к стоянке. Я взял свой мешок и забросив на плечо, примерился к весу. Килограмм двадцать, показалось мне. Снова пересчитав всех, командир обозначил маршрут. - Прямо до просеки и направо два квартала. Но затем можно срезать угол. Получится короче. Так и пошли в кромешной тьме. Вязли в грязи, спотыкались о скользкие корни, но молча несли на себе свою долю добычи. Своя ноша не тянет… Тянет и ещё как. Километры пути это вам не стометровка для спринтера. Вымотанные и навьюченные, спортивно двигались, перебрасываясь шуточками. Георгий шёл за мной. Мы перебрасывались короткими фразами. Впечатлениями о прошедшем дне. И он меня снова удивил. - Я пытаюсь вспомнить школьную формулу: «Квадрат катетов равен квадрату гипотенузы», чтобы понять, сколько метров мы срежем? Аккумулятор на навигаторе сел. Даже посмотреть не могу. Было без малого четыре километра до машин. Теперь трудно сосчитать. Дальше он молчал всю дорогу. Наверное, он так же хотел отвлечь свои мысли, чтобы не думать о дороге и потратить время с пользой, вспоминая школьную программу. Чтобы, хоть чем-то себя занять, я принялся считать шаги, но прекрасно понимал, что в этой слякоти, подсвеченной фонарным светом, шагал я осторожно и коротко. Про квадрат катетов и гипотенузу и вспомнить не надеялся. Слишком давно это было. И уроки геометрии были в слишком далёком прошлом, почти стёртыми из памяти. Я понимал, что, когда-нибудь мы точно дойдём до наших машин, оставленных на опушке, но силы мои были на таком исходе, что это уже переросло в раздражение от любой неровности или пойманной сапогом кочки. Григорий так и не мог вспомнить чему равны квадраты катетов и гипотенуз, когда засветился фонарь на краю деревни. Бросив мешок в багажник, я разделся до гола, избавившись от всего мокрого от пота. Одевшись в сухое, почувствовал прилив неожиданной свежести и легкости. - Домой… Домой…С кем успел, с тем попрощался. Упал в мягкую кожу кресла и, осветив едва читаемую в темноте, дорогу погнал, не разбирая ухаб. Приехав домой, я для интереса залез в интернет. Только какой в этом толк. Сам маршрут остался там в далёком лесу. По мом предположениям следуя простой геометрической теореме срезали мы метров четыреста, но и это было большим облегчением для усталых ног. Одному лишь командиру было всё ни по чём. Казалось, что слово «усталость» ему ещё очень чуждо.

Прошу записать.

Фильм не только интересен и содержателен, но, и, как учебное пособие хорош. Просмотрел с большим удовольствием. Думаю, что не в последний раз. Поздравляю с удачной работой.

Прошу записать.

Прошу записать.

Расставляли на номерах жестами. Молча указав место, где встать и откуда пойдет загон. Так по линии стрелков засветились яркие оранжевые шапки, словно поплавки на воде. Каждый, осмотревшись, отметил для себя соседа. Когда спящий лес внезапно будит лай собак и громкие крики загонщиков, я окончательно просыпаюсь и понимаю, что именно это снова и снова тянет меня на охоту. Отбросив лишние мысли, все переключаю на слух и зрение. Но в глубине души очень не хочу, чтобы зверь вышел на меня. Как-то прошло то время, когда, лишь начиная охотиться, просто грезил тем мгновением. Воображал возможные места его появления. Вкладывал карабин в плечо, примеряясь к выстрелу, и расстраивался, что повезло кому-то, а не мне. Теперь считаю везением, когда удача досталась другому. Я стоял на соседнем с Юрой номере. Видел его флуоресцентную шапку. Он был спокоен и даже, когда лес ожил, не торопился встать со своего места. Собаки взяли след где-то справа, зычно заливаясь в глубине чащи. Я было успокоился, как вдруг послышался тяжелый треск ломаемых веток. Лось передвигался вдоль нашей линии, приближаясь к просеке. Скользнула различимая тень между стволов и пошла на Юру. Он тоже услышал движение зверя. Неохотно встал и взял-таки карабин, прислоненный к дереву. Дальше все пошло, как и ожидалось. Подталкиваемый сзади голосами загонщиков, лось все же оказался перед непростым выбором: двигаться дальше лесом или проскочить через просеку, которая, видимо, казалась ему не менее опасной, чем кричащие в спину люди. Тень животного остановилась среди деревьев. Не отчетливая для верного выстрела. Вскоре я увидел, как из мелкого кустарника показалась голова лося, застывшего в нерешительности. Всего-то два рожка обозначали его самцовую принадлежность. Не больше двух лет. Юра поднял карабин, и я замер в ожидании грохота выстрела. Зверь осмотрелся и неспешно, не замечая смертельной опасности, перешел через просеку, почавкав большими копытами по залитым дождевой водой колеям. Поскользнулся в грязи и, поймав равновесие, скрылся в мелятнике, громко, с треском ломая все на своем пути. Отчего-то спокойно миновав самое опасное место, он припустился со всех ног. Может, запоздалый страх придал ему скорости? Опустив вскинутый ствол, Юра как-то с облегчением снова посмотрел на лес, откуда доносились крики загонщиков. Разрядил карабин и уселся на толстом стволе поваленного дерева. Справа раздались один за другим два выстрела. Они разомкнули воздух затаившегося леса и, как огромный булыжник, упавший в воду, кругами разошлись, теряя силу. Стреляли из нарезного. По рациям разнеслась радостная новость. Кто-то взволнованным голосом, задыхаясь, рапортовал: «Я!.. Лежит». Дальше, как обычно, прозвучала команда разрядиться и сходиться к началу загона, где и пал невезучий, но честно добытый зверь. Выбросив патрон из затвора, я неспешно убрал его в патронташ и пошел к месту сбора. Юра, догнав меня, заговорил первый. Пропустив лося, он понял, что я видел. И хотел объяснить, почему так сделал. Не дожидаясь расспросов. – Не люблю в последнее время стрелять их. Зачем приезжаю, сам не понимаю. Скорее по привычке, – заговорил он. Неожиданно для него я протянул ему руку и, крепко пожав его чуть потную ладонь, избавил его от оправданий. – Сам не люблю. А продолжаю ездить потому, что без этого никак. Он и от меня был не так далеко… Повезло ему попасть между двух жалостливых. Юра хотел было снова объясниться, но я перебил, боясь новых оправданий или объяснений: – Кабанчика, жаль, не стало. – И чтобы окончательно сменить тему, продолжил вполголоса: – Косуля в этих местах редкость. Тянет по привычке. В надежде, что когда-нибудь и свинья пробежит. А то, что охота все же состоялась, нас радовало. И возни меньше теперь. Разделать одного – пара часов. Двух – это до ночи… – Хорошо, что не стрельнул. Молодой еще был. Пусть походит. Красавец, – поставил я точку в Юриных сомнениях. Так, не спеша, мы дошли до места. Стрелки подтягивались со своих номеров. Застреленный лось для молодых охотников был интересен. Во взглядах некоторых читались легкие завидки, что сегодня был не их день. А подстреленный зверь пустеющими, равнодушными глазами смотрел куда-то в лес. Не было в них ни страха, ни боли. Кто-то торопился сделать фотографии на память. Разогнав любителей фотосессий, Юра достал свой маленький, хорошо заточенный ножичек и со знанием дела взялся за работу. Были в его движениях последовательность и сноровка, говорившие о большом опыте. – Пока вы тут нафотографируетесь, ночь наступит, – проворчал он себе под нос. Был легкий морозец, и от еще горячего мяса шел мутноватый пар. Под густым ворсом копошились клещи в огромном количестве. Я с брезгливостью осмотрел свою одежду, чтобы не оказаться очередной кормушкой для этих тварей. Объявились помощники. Работа пошла быстрее. Вскоре на расстеленную шкуру легли куски разделанной туши. Порции – по количеству участников. Оценивающие взоры на результаты разделки и легкое волнение:кому что достанется. о простая лотерея не знает обмана. Поставив спиной ко всем добровольца, срезанной палкой указывали на разыгрываемый набор ребер и мяса. Задавался простой вопрос: «Кому?» Выкрикивалось имя охотника, который спешно забирал свое. И так до последнего. Когда дошли до базы, ноги отваливались из-под самых плеч. Казалось, что одного вида лежанки будет достаточно, чтобы упасть и забыться во сне. Но голод отзывался тоскливым нытьем из пустого живота. Охотники разделились на тех, кто решил снова переночевать в избе, и тех, кому по разным причинам не терпелось домой. Во дворе зажгли свет и принялись разводить огонь. Нас ждал праздничный ужин – вырезка из лося и жаркое из печенки с луком. На красные языки пламени поставили огромную сковороду, и вот уже закипело обильно разлитое масло и полетели в него с шумом куски красного мяса. От жара оно становилось сероватым. После помешиваний покрывалось поджаристой коркой. Воздух наполнился ароматом готовящейся еды. Холодная свежесть осеннего вечера и запахи готовящегося блюда пробудили предпраздничное настроение. На уличном столе появились походные тарелки, кружки и множество банок с выпивкой и закусками. Нетерпеливо обступив костровище, стоявшие в темноте жадно следили за тем, как повар большой деревянной ложкой перемешивал куски мяса, засыпанные луком. Солил, перчил, пробовал и морщился, недовольный результатом. Снова подсыпал перца и осторожно подсаливал. Готовое мясо разбирали не скромничая, потому как его было так много, что я было усомнился, осилят ли едоки столько. Но оно, дымящееся, съедалось очень быстро. Добытчики, которые находились за день и оголодали до шумной пустоты в животах, хотели есть и есть. Есть, пока не станет тяжело жевать и глотать. стальные стаканы без видимых границ наливалась очень соблазнительная и долгожданная водочка. Она бодрила, и снова хотелось есть. Мясца и печеночки. Посыпанных прожаренным лучком на дольке черного хлебца. Дома такого не поешь… Некоторые, еще не успевшие переварить прошедший день, жарко пересказывали в который раз, как видели лося. Как он тенью прошел, прикрываясь густым кустарником. Где-то выскочил к чужому номеру, но и там перехитрил стрелка. В голосах чувствовалась нескрываемая досада. Обманчивая бодрость потихоньку прошла. Потянуло в избу. Кого на скрипучие гамаки, а кого на разговоры за столом. Мне захотелось сладкого чая с каким-нибудь печеньем. Отыскав на столе овсяное, дул на кипяток и слушал разговоры. Юра, разложив свои инструменты, снова скрипел железом о камни. Когда говорить не о чем, то говорят о погоде. – Денек сегодня выдался сказочный, – с неподдельным удовольствием заметил сидевший рядом с мастером Игорек. Ему было за шестьдесят, но, легкий и простой в общении, охотник на «Игорька» не обижался. Он ловил каждое движение рук точильщика. Видимо, тихо учился. Возникла пауза. Оборвал ее паренек новенький. Чужих разговоров не прерывал, но тут захотел показать, что бывал на других охотах. – Хорошо в этом году уток пострелял в Шатуре. И его поддержали про Шатуру. В каком месте был? Какой участок? Мы с друзьями на Белую Гриву ездим. Воды в этом году было мало, но все же поохотились неплохо. Юра, отложив на стол готовый нож, взял в руки следующий. Посмотрел сквозь лезвие на ламповый свет. Провел по кромке большим пальцем. – Это чей? Оказалось, паренька, рассказывавшего про Шатуру. – Ты его по размерам выбирал или по форме? Я его подправлю, но хватит ненадолго. Сталь неважная. Большеват он для таких задач. Зажав в струбцину лезвие, Юра достал камень под номером один. Он словно парил камнем над лезвием. Сделав несколько движений, заменил первый камень на второй, и снова руки его волшебно стали описывать давно заученные движения. Камень второй был тише. Звучал степенно, но жестко. Закончив с камнем номер два, Юра отложил его в коробку и озадаченно повел глазами по столу. – Ребята… А где третий камень? Сидевшие приняли вопрос и, вороша всем, что находилось на столе, занялись поиском. Третий камень как в воду канул! Матер раскрутил струбцину и вернул нож хозяину. – Извини. На этом придется закончить. Но тот был рад и сделанному. – Класс! – почти шепотом оценил он работу, от резал от батона брауншвейгской колбасы тоненький кругляшок и смачно закинул в рот. – Бриться можно! Уже следующий очередник протянул Юре свой нож. Все пошло по порядку. Струбцина. Первый камень и Юрина история, которых было у него не счесть. Работу свою Юра не прерывал. Она ритмично ложилась на его рассказ, который увлек меня с самого начала. И это была история, а не просто как постреляли уток. Любопытство оказалось сильнее усталости. Снова заварив себе чая, я потерялся на краю стола. – Пригласил меня на утку старый приятель. Виктор Михайлович. Представьте себе, кроме шуток, фамилия у него была Малюточкин. Хотя мужик он был рослый, что для этих мест большая редкость. Почему-то местные там, как из ларца, невысокого росточка, коренастые, сноровистые, но мелковатые. Было это под Чухломой. Если кто не знает, в Костромской области. Места дикие. Леса так леса! Недалеко от деревни болота, образовавшиеся от бобровой архитектуры. Расплодилось их много, и даже разрешенная охота на численность мало влияла. Мы шли по гуляющему под ногами мху, который плотно разросся и вроде как хорошо держал нас. Но Виктор одернул и велел держать дистанцию. – Одного держит, а вдвоем можно и под мох уйти. Там речка под ним… Я, до этого как ребенок, прыгающий на батуте, остерегся и разглядел русло текущей под ногами воды. А Виктор продолжал: – Я там как-то лося подраненного тропил. Он шел на последнем издыхании. Я близко не подходил. Ждал, когда ляжет. Метров с полсотни было. Вижу, что лег. Подождал немного. Подошел. А его нет! Глазам не поверил. Ушел под мох с головой. Просто исчез. В промоине вода. Течение быстрое. Срубил палку выше своего роста. Метра два. Потыкал-потыкал, а дна не достал. После таких рассказов я присмотрел себе пятачок у высохшей березы, с которого открывался вид на болотца, и хождение по мховому ковру закончил. Оказавшись на безопасном, как мне показалось, островке с твердой почвой под ногами, осмотрелся. Тропинка, по которой мы шли, очень походила на русло речки – вертлявое, как и все речные повороты, с заросшими берегами. Виктор Михайлович устроился рядом и закурил. Сигаретный дым показался мне сладким и приятным, хотя я много лет как бросил курить и дым табака зачастую раздражал, был нетерпим. – И что, лось так в воду и канул? – спросил я у Михалыча. – Да черт с ним! Здесь лосей много. Я загонные не люблю, а вот на вабу – это мое! – Никогда не охотился на вабу, – признался я. – Только слышал от знакомых и читал. Наверное, интересно. Хотел бы попробовать. – Проще простого, – Виктор отстегнул цевье, отсоединил от своего «тузика» стволы, поднес их ко рту и вместе с табачным дымом шумно выдохнул. Звук получился утробный и протяжный. «Иерихонские трубы», – подумалось мне. Немного выждав, Виктор извлек из стволов еще пару хрюканий. Получилось забавно. Я даже прочувствовал в этих звуках что-то лесное. Дикое. Зазывное. Но воспринял это как шутку. Местные любят поиздеваться над приезжими охотниками. Особенно москвичами. Мы для них совершенно никчемные. Табачный дым из стволов напомнил мне чем-то детские сказки про Змея Горыныча, извергающего пламя из раздутых ноздрей. Вот тебе и ваба… Люди такие деньги платят за манки американские, а всего-то в стволы дунуть правильно. И лось твой. Установив стволы на место, Малюточкин щелчком далеко отбросил окурок, строго запретил собирать подстреленных уток, повернулся и ушел. А я как приманка для оголодавших комаров остался. Утка еще не летела. Был я занят тем, что отмахивался от этих назойливых, не знающих ни меры, ни страха насекомых, когда слух мой поймал странные звуки, которых до этого никогда не слышал. Они были сильно похожи на те, что извлек Малюточкин из своих стволов. И скоро, как в театральном представлении, на опушке показался лось. В его появлении и хныканьях было много неожиданности и угрозы. И лось был не из тех, что мы тут стреляем, а с такими зарослями на голове, что я таких за все свои охоты не встречал. И махина эта четко выяснила, откуда был послан зазывный сигнал. Агрессия и желание встретиться с соперником так и рвались наружу! Я растерялся. Стоял с двустволкой в руках, снаряженной дробью. Пятеркой. Выстрелил, только чтобы отпугнуть сохатого. Утки было много. Стоя на этой «Малой земле», я подстрелил штук семь. Когда стало смеркаться, Малюточкин появился. Я его по сигаретному дыму почувствовал. Высказал ему свое непростое мнение о его легкомыслии, но он не обиделся. Юра хотел продолжить, но, пошарив по столу, задал все тот же вопрос: – Ребята, где третий-то камень? Снова загремела посуда, но поиски ничего не дали. – А что за место? – заинтересовались охотники. – Может, съездим туда на утку? Еще лучше на лося… – Уже не получится. Витек по пьяни в соседней деревне бабу сбил на смерть. Хоть и была она известная алкашиха, но и он за рулем был сильно выпивший. Сидит он сейчас. И выйдет не скоро. Кстати, недалеко заслали. Из Костромской в Ивановскую переехал. – Отложив нож с досадой, Юра пошарил руками по столу. – Ну кто взял третий камень? Сидевший по правую руку Игорь протянул ему взятые со стола бруски. – Это не те. На том должна быть цифра 3. Он мне сейчас и нужен, чтобы закончить. Сидевшие за столом как по команде задвигали тарелками и столовыми приборами в поисках третьего камня, но брусок как сквозь землю провалился. Словно тот лось, ушедший в русло спрятанной подо мхом речки. – А четвертым никак нельзя? – послышался неуместный вопрос из дальнего угла. – У тебя какая коробка передач на твоем «УАЗе»? – обратился к спросившему Юрий. – Механика. – Ты после второй сразу четвертую включаешь? Так и здесь. Нужен третий, – Юра с досадой отложил нож в сторону. – К сожалению, на этом все. Но владелец ножа, потрогав пальцем острие лезвия, восторженно улыбнулся. – Юра… Да он как бритва! Серега, засучив рукав, провел ножом по волоса той руке, с которой посыпались черные кучерявые волосы. – Дело мастера боится! – Нет, ребята… Ищите третий камень! – приказал мастер и, взяв следующий нож, принялся за работу. Зажав лезвие в станке, он в несколько приемов определил угол заточки, что-то пробурчал недовольно. Закрепил на точильном весле камень под номером один и плавно провел им по стальному лезвию. С каждым разом движения его становились настойчивей, а звук соприкосновения точильного камня с металлом тише. Проделав эту работу, Юра перевернул лезвие и проделал ту же работу с удивительным для меня наслаждением. Не знаю, как к этому отнестись, но мне показалось, что это был труд не ремесленника, а человека искусства. Чувствовавшего каждый проход абразива по твердой поверхности клинка. Знавшего меру и усилие, с которым следует это делать. Чувствовавшего, когда остановиться. Сняв камень под номером один, точильщик установил следующий. Под номером два. И принялся за работу. Наш затянувшийся ужин кому-то наскучил. Но мастер-класс продолжался для любознательных. Когда последний нож был заточен, перед уходом ко сну прибрались на столе и, решив встряхнуть клеенку, сняли ее со стола. Что-то тяжело брякнуло, и из складки, провалившейся между досок стола, показался потерявшийся брусок. Юра заботливо протер его салфеткой и убрал в кармашек номер три своего набора. – Нашелся третий камень, – пробурчал он камню. И через зевоту выговорил: – На сегодня хватит. Спать хочется. Мы, стараясь не шуметь, вошли в комнату, которая от темноты и густого воздуха стала еще меньше. Нащупав свой ярус, я, не раздеваясь, с наслаждением вытянул усталые ноги и, как покойник в гробу, сцепив руки на груди, счастливо провалился в бездонную яму сна. Ринат ЗАЙНЕТДИНОВ МАГИЯ НАСТОЯЩЕГО САФАРИ 8 /2020

Три года приличный возраст. Охотничьи собаки начинаю работать с 6 месяцев. Но живу я в Подмосковье. Моему 12 лет. На охоты не беру. Задыхается.

Здравствуйте. А в Красногорске не обслуживают свою продукцию?

Куплю быстросъёмные кольца дюймовые низкие. Leupold. Warne

Куплю кольца низкие, быстросъёмные Leupold, Warne или тому подобное. Дорогое не интересует.

Спасибо за отзыв.

Спасибо. Если нравится, - то добро пожаловать на Zaynetdinov.com

Само слово «Чухлома» больше похоже на шутливое, но ругательство. Хотя привычное «Хохлома», на такие сравнения не напрашивается. Из любопытства я поискал информацию об этом городе и нашёл много интересного об этой древней земле, ведшей свою историю с десятого века. И, как это часто бывает, название своё получил от Чухломского озера, на берегу которого он появился. Погрузившись в историю этого города, я был поражён его историей и знаменитостями, которых дала эта земля нашей стране. Одно только то, что Российские корни Лермонтовых идут из этих мест. И, конечно же, замечательный актёр Михаил Пуговкин. Выезжать решил, пораньше, чтобы, если не погулять по улицам города, то, хотя бы прокатиться на автомобиле. Но дорога всегда вносит свои коррективы и, беспардонно, меняет планы. Затеянный ремонт моста через Волгу, перед Костромой, продержал нас на коротком участке почти четыре часа. К восьми часам дороги добавились ещё четыре утомительного топтания на месте. Уже смеркалось, когда я понял, что не видать мне Чухломских красот, как своих ушей. Свернув с трассы за сорок километров до города, мы вспомнили, что такое настоящее бездорожье. В деревне нас ждал егерь с трактористом, который, как нам показалось в ожидании время даром не терял и был сильно навеселе. Что трактор, что УАЗ выглядели раздолбанными до последней стадии. Я с тоской посмотрел на облепленный грязью прицеп, но Виктор Иванович успокоил,- Он с наружи такой, а в кузове Петр вам соломы настелил. С комфортом поедете. Виктор Иванович по телефонным разговорам представлялся мне заносчивым и очень высокомерным, но в жизни оказался неожиданно приветливым. Куда-то подевалась вся спесь и улыбка не сходила с лица пока на коленке выписывал лицензии. - Вам только на медведя? Или могу дать на одного кабана. Тоже могут выйти… Свинью, не стрелять, а секача или молодняк можно. - Мы, вроде, на медведя настроились. Кабанчика на всякий случай, чтобы с пустыми руками не возвращаться,- согласился мой приятель. Я, как приглашённый мнения не высказывал. Хорошо, когда есть кому рулить. Получив две лицензии мы, не дожидаясь, когда совсем стемнеет, перекидали сумки и карабины в кузов и попрощавшись с егерем залезли в транспорт. Соломы тракторист не пожалел. Уложенная толстым слоем ярко жёлтая подстилка мягко сглаживала отсутствие дороги. Получив строгий указ, «везти, как хрустальные вазы», Петр ехал медленно и осторожно. Однако держаться приходилось двумя руками, чтобы не вылететь из кузова, когда машина искала колеи. Но мученья наши длились не долго. Обогнув лес, тракторист остановился, и мы увидели бытовку на опушке. Выгрузив рюкзаки и оружие, мы рассчитались с водителем за услуги по доставке и вошли в наше жилище. Бытовка, как бытовка. Три двух ярусные кровати, с видавшими виды матрасами, намертво прикрученные к полу. Стол, лавки по обе стороны. Буржуйка и гора поленниц с берестой для растопки. Словом, всё, что нужно. Голодные с дороги, мы наскоро накрыли стол и накатив по сотке с прекрасным аппетитом уплетали то, что, может быть дома съели бы от безысходности. Потом долго сидели на лавке у входа, прислушиваясь к звукам леса. А лес жил своей жизнью и с большим любопытством отнёсся к нашему приезду. Шорох опавшей листвы и хруст сухого валежника выдавал местных любителей порыться в помойках. Мы думали о завтрашнем дне и манили удачу всеми силами охотничьих мечтаний. Я проснулся от тяжёлых капель дождя, стучавших по железной крыше нашего дома. Это был, почти барабанный бой, для двух странников на привале. С тоской подумал о том, как одеться при такой погоде, чтобы просидеть весь день и не промокнуть до нитки. Олег храпел на всю бытовку словно до этого не спал неделю. Вылезать из тёплого спальника не хотелось. Но, и сон не шёл. Мне бы так,- подумал я… Умеют же некоторые… Только голова подушки коснётся, так и в храп. Но его разбудили звуки приехавшего трактора с Виктором. За рулём бодро сидел Пётр. Так бодрятся неуёмные на выпивку вечером в ожидании следующего, чтобы взбодриться по-настоящему. Как говорится «освежиться». Потопав для порядка на пороге, чтобы сбить с сапог налипшую глину, ребята зашли в бытовку и уселись на лавке. - Дома выспаться не дают, так решили на природе отоспаться? – пошутил Пётр… Олег вылез из спальника, засветив цветастые трусы в ромашку. - Спится у вас хорошо… Беззаботно, как в детстве… Ручей убаюкивает лучше любого снотворного… Виктор согласно кивнул головой, покосился на пустую бутылку, но тему не поддержал. - Ехать пора… Посажу вас на лабазы и дальше поеду. Дел много… Непонятно, по какому поводу, взявшаяся строгость, была наигранной. Давно заметил, что слишком торопливым и спешащим людям, спешить особо некуда. Так они изображают собственную деловитость. Не сговариваясь мы посмотрели на часы. Было, чуть больше семи. - Хоть по чашке чая выпить дашь? - недовольный такой суетой, спросил Олег. - По чашке выпейте, но времени мало,- сбавил обороты Пётр. Он был строг по-деревенски. Никогда не понимал этой строгости. Что-то вроде попытки обозначить черту в отношениях, которую лучше не переходить. Виктор пошёл к выходу. За ним и Пётр. Вылив остатки уже простывшего чая из термосов и проглотив наскоро ту же еду, что ели на ужин, мы оделись и, зачехлив карабины, вышли под накрапывающий дождь. - С дорогой повезло, теперь и с погодой везёт, - радостно озвучил обстановку мой приятель. Посмотрев с кислой улыбкой на стоящий транспорт и моросящий дождь, переглянулись с пониманием. - Мы в кабину вчетвером набьёмся? Как-то не хочется мокнуть на соломе перед тем, как засесть на весь день на лабазах, - решился я задать вопрос. - Нет конечно. Пётр меня здесь подождёт, а я вас на место отвезу. Здесь не далеко… километра два. Дальше сами ходить будете. Приеду за вами через три дня. К вечеру. После восьми. Или утром, если не хотите в ночь ехать. - Может созвонимся? Этот вопрос показался мне вполне нормальным. - Может… Только нет здесь связи. Не поставили ещё вышку, чтобы по всей тайге ходить и разговаривать, - поиздевался Виктор. Но по-доброму, почти шутя, поправился. - Есть два места откуда берёт. Дальняя вышка и по этой дороге, как приехали, на холме. От кордона метров семьсот. Там поваленная ветром ель почти на дороге с подпиленной верхушкой. Местный юмор надо ценить, подумал я и улыбнулся. Хотелось скорее на место. - Так, что экономьте батарейки на рациях и газ в конфорках. На крайний случай есть дрова в лесу, в неограниченных количествах. По возможности, буду наведываться… Вдруг кого подстрелите… С хрустом переключив рычаг на коробке передач, Виктор выжал сцепление. Сработанные шестерни ожили под днищем, и мы поехали. Держась за всё, что можно мы болтались в тесной кабине трактора, чтобы не упасть на капитана судна, плывущего по грязным колеям, стараясь не вылететь из фарватера. Я зрительно соизмерил два километра и считал метры, когда окажемся на месте. Мелкие капли назойливо падали на лобовое стекло. Дворники рывками пытались смахнуть воду, но только мазали её по грязной поверхности. Вскоре трактор остановился. Мы с радостью спустились на землю. В вязкую грязь. Виктор, которого, про себя я уже называл «Витьком» за излишнюю важность, указал на лабазы. Не дожидаясь лишних вопросов, запрыгнул в кабину и, дымя чернотой, погнал обратно. Почему-то Олег оставил мне ближний. То ли вспомнил о моей ноге, то ли решил, что, чем дальше, тем лучше. Так мы заняли свои мета, в ожидании большой удачи. Укрытие моё было, как обычный лабаз. Только окно удивляло большим размером. Через него ветер задувал сырость и капли дождя. Сколоченное без затей строение, возможно для дождей не предусматривалось. Началось наше бдение в надежде на добычу, которая для многих охотников, почти мечта. Для тех, кто знает, что это за зверь, готовность испытать себя. Опасная и не предсказуемая. Достав из рюкзака, рыбацкий подгузник, я утеплился и сел на неотёсанную сырую лавку. Расчехлив карабин, дослал патрон в патронник и, откинув крышки с линз принялся осматривать свою позицию. Где-то слева пряталась вышка моего напарника. А поле, засеянное овсянкой, было не большим. Не больше гектара. Может чуть больше. Серые облака плотно затянули небо от края до края, не оставив ни малейшей надежды на улучшение. Дождь не собирался заканчиваться. Тяжелая облачная серость свисала низко над землёй, не оставив просвета по всей видимости. Так начался наш первый день. Я, почти задремал, от такой погоды и накопившейся усталости, как, открыв глаза, увидел на поле обновлённую картинку. Секачь… Шепнул я себе. Над овсяными стеблями горбом торчала его спина, медленно движущаяся придирчиво выбирающая на первый взгляд всё ту же траву. Но, он, или знал в ней толк, или просто баловался от изобилия. В прицеле были хорошо видны его лопатки. Иногда и уши. Но морда всегда вниз. Соблазн выстрелить щекотал нервы. А если где-то и медведь? Стоило за свиньёй тащиться в такую даль? Я даже не снял карабин с предохранителя. Просто смотрел за жирующим зверем и, время от времени осматривал поляну. Когда кабан пошёл в сторону вышки Олега насторожился, может он стрельнёт нежданную свинку. На ужин вырезку зажарим, или печёнку вместо покупных нарезок, размечтался я. Но кабан спокойно разгуливал под нашими лабазами и жрал халявный овёс не для него посаженный. Стало ясно, что мы солидарно отказались от такой добычи ради другой, за которой приехали. Часто так случается, что, проехав сотни километров за одним трофеем, наотрез отказываешься от другого, но, когда время охот подходит к концу, с тоской вспоминаешь свою избирательность. Нет ничего неприятней мокнущей на теле одежды в промозглый, осенний вечер. Становилось зябко. Хотелось сухости, тепла и есть. Я собрался включить рацию, как заметил идущего ко мне Олега. - Чего рацию не включил? Прокричал он на подходе. - Батарейки экономлю. Что бы на три дня хватило. А так сядут в самый не подходящий момент, как это обычно бывает,- почти оправдывался я. - Секача видел? - Конечно. - А, что не стрелял? - Мы же на медведя приехали, - возразил я, - Сам-то почему не стрелял. - Медведя ждал. Обратно шли молча. Когда дошли до бытовки прекратился и дождь. Лучше бы он ночью поливал, а днем делал паузу, не сговариваясь возмутились мы. Но наши желания в счёт не брались. Остывшая за день бытовка была влажная и неприветливая. В мокроте ещё больше чувствовалось, как её усердно прокурили до жёлтых стен. Запалив газовый фонарь с наслаждение подержали руки над горячим белым светом и принялись растапливать печь. Благо, что дрова были сухими и огонь живо разгорелся в топке. От хорошей тяги в буржуйке загудело и волны тепла начали разгонять противную сырость. Переодевшись в сухую одежду мы, не дожидаясь пока разогреется ужин, выпили по сотке, закусив квашенной капустой. Крепкий напиток проскочил незаметно, не оставив даже вкуса во рту. Тут же разлили ещё по рюмке. Вторая показалась более полезной в нашем положении. На газовой плите ожила сковородка. Скворча и стреляя раскалённым маслом, она тоже излучала приятное тепло. Вывалив на неё заготовленную картошку, присыпав луком, я накрыл наш ужин крышкой. Аромат готовящейся еды перебил все остальные. Обычный запах картошки на постном масле был удивительно сладок для обоняния двух вымокших и оголодавших странников. Когда лучок зазолотился и картофельные дольки покрылись корочкой, я вывалил под крышку банку тушёнки. Ещё несколько минут и ужин готов. Бытовка заблагоухала так, что мы, нетерпеливо сглатывая слюни просто замерли над плитой. Олег смахнул со стола крошки и расставил тарелки. Затем, непонятно для чего, взболтнул бутылку и разлил по походным стаканам, едва не перевалив через края от нетерпения. - Ну всё… Накладывай… Отбросив крышку вместе с густым вкусным паром я ложкой быстро разделил всё, что было в сковородке. Без остатка. Вот третья пошла празднично и тепло. Благо, что сковорода была большой и ужин получился не скудный. Набросившись в начале, обжигаясь и шипя, стараясь охладить картофельный жар, мы быстро успокоились. И даже завязалась беседа за вечерней трапезой. Дом наш просох и стало жарко. Еда под водочку грела изнутри, а жаркий огонь буржуйки снаружи. Вот и возник долгожданный баланс насыщения и тепла. Темнота спрятала всё неприятное для глаза. Стало уютно и легко. - Если завтра выйдет кабан – стреляй! - дал установку на следующий день Олег. - Есть у меня опасение, что медведя не будет. Когда к тебе шёл, ни одной кучи не видел. Если он сюда жрать приходит, так и насрать должен. Я согласился, но, что-то мне подсказывало, что вепря мы уже не увидим… Привычная и комфортная жизнь казалась сюжетом из сказки. А всю романтику отшельничества просто размочил осенний дождь. - Ни связи, ни интернета. Даже прогноз погоды не узнаешь. Ты перед выездом не смотрел? - зевнув во весь рот спросил Олег. - Смотрел. Только про наш район. Там дождей не обещали… Сытно поужинав, мы вышли на улицу и, расположившись на лавке устало вслушивались в лесные звуки. Лес, с наступлением темноты, оживал. Было отвратительно сыро и темно. Мне захотелось завернуться в спальник и поскорее заснуть с надеждой на удачный день. Утром проснулись от барабанящего по железной крыше дождя. Пересилив собственную лень, я вылез из спальника. - Что ж за невезуха такая,- с тоской в голосе начал утро мой приятель. - Как ночь, так нет дождя, как утро, так поливает. Это специально, чтобы нам всю охоту обломать. А, с другой стороны…Кто мы здесь? Заезжие Москвичи. Нас даже звери не любят. Хотя до сих пор не пойму, чем москвич так не угодил. Пол страны рвётся в столицу, словно там мёдом помазано. Я же с женой из Москвы давно уехал. И, знаешь, не тянет. Нервный город. Олег согласился,- Меня в Москву никогда не тянуло. Мне и в Чехове хорошо. За завтраком мы старались создать боевое настроение и вроде, как удалось, но стоило ступить раскисшую глину, как настрой пропал. Шагая молча по липкой грязи, мы погружали сапоги в лужи, чтобы смыть её. Дойдя до поляны, с облегчением переглянулись и разошлись по лабазам. Я, с грустью смотрел на поле и уже ни на что не надеялся. Как не старался, но задремал под монотонность дождя. Когда очнулся, дневной свет потускнел. На часах был пятый час. Завтра домой, думал я, стараясь, хоть чем-то поднять настроение. Но оно не поднималось из-за мыслей о предстоящем форсировании Волги по ремонтному мосту. В это время у кромки леса появилась бурая спина. Это, почему-то стало для меня неожиданным. Я даже растерялся. Застучавшее в груди сердце, почти выпрыгивало от такой неожиданности. Сняв колпачок с прицела, я принялся разглядывать медведя. Зверь был не крупный. Мой опыт не позволял определить ни возраст, ни пол. Вёл себя зверь нерешительно. Высоко подняв морду принюхивался. Потом встал на задние лапы, ловя запахи по верхам. Я ждал момента, когда он повернётся ко мне для верного выстрела. Думаю, что и Олег со своего места хорошо его видел. Не отрываясь я держал его на перекрестье, понимая, что выстрел должен быть только на поражение. Никакого подранка мы без собак добирать не будем. Ещё я надеялся на то, что мой товарищ выстрелит первым, а я продублирую, если будет необходимость. Медведь, то выходил на поле, то снова прятался в лесу. Из-за этого, как мне казалось, мы оба сомневались и выжидали, когда он оторвётся от леса, хотя бы на пару десятков метров. И вот он снова спрятался в кустах и вышел уже не один. Рядом появилась ещё одна спина. Она лишь немного вырисовывалась над травами, но было понятно, что рядом, путался в ногах медвежонок. Что за непруха, подумал я и поставил карабин на предохранитель. Включив рацию, вызвал Олега. Он был на связи. Говорили шёпотом, чтобы не спугнуть. - Медвежонка видишь? - Вижу. Вот не везёт нам. - Ну почему же? Увидеть зверя тоже хорошо. Где такое ещё увидишь? Мы смотрели за пасущимся на поле семейством и сажали батарейки на рациях, в которых уже не было необходимости. Завтра утренним трактором к машине и домой. За этим представлением время прошло незаметно, а они всё не уходили. Стало смеркаться. Прекратился дождь. В сыром воздухе я услышал явный хлопок в ладоши. Медведица насторожилась. Поводила носом и заторопилась в чащу. - Ну сколько можно? Скоро стемнеет. И есть хочется. Не спускаться же на землю перед носом у медведицы с выводком. Съест с перепуга,- ворчал Олег в наушник. Из-за облачности темнело быстро. Если на поле ещё было светло, то в лесу, за высокими деревьями, ночь наступила раньше. Размокшая от дождей земля сильно усложняла движение. Уверенные в том, что этот маршрут уже изучен, мы шли и громко делились впечатлениями. В какой-то момент увлеклись и теперь не могли понять, где же та развилка, на которой надо было свернуть. Не дошли, или, хуже того, прошли. Олег, по началу уверял меня, что не дошли, но вскоре и сам засомневался. Окончательно засомневались оба, когда зачерпнули холодно воды в сапоги, угодив в глубокую лужу. - Ты эту лужу помнишь? Глубокая колея. Не хватало только ноги промочить в такую погоду,- раздражался я. И фонари поленились достать. -У тебя же навигатор есть. Что не включишь? - Не включал, потому, что до этого ходили и приходили, удивился вопросу Олег. Долго спорить из-за такой ерунды не стал, а достав прибор попытался включить, но на минуту озарился зелёным светом и потух. - Батарейки сели... с досадой в голосе заключил он, - Запасных нет, конечно? - Ну почему, сразу «нет конечно». Есть, но надо искать. Мы вдруг вспомнили про фонарики, которые тоже не хотелось искать в сумках. Казалось, что вот-вот и дома. А нет. Заблудились. Когда наконец-то нашлись свежие батарейки, навигатор засветился и быстро нашёл нас в этой темени. Прошли развилку. Оказалось, что промахнулись почти на триста метров. Заболтались. Но теперь прибавив шагу зашагали обратно, ругая себя по-всякому, не стесняясь в выражениях - Вот, как люди обходились без такой штуки? В очередной раз восхитился я техникой,- пытаясь сократить расстояние разговорами. - Вроде бы маленькая игрушка размером с телефон, а, какая спасительная… Вымотанный приятель совсем не хотел поддерживать беседу, мне, наоборот хотелось отвлечь себя любой болтовнёй, лишь бы чем занять себя, чтобы не думать, как долго тащиться до кордона. Внезапно в свете фонаря я увидел летящую на меня птицу. Не задумываясь взмахнул рукой и, она забила крыльями неприятно стуча по руке. - Вальдшнеп,- обрадовался, как ребёнок и взял его по удобнее, что бы не трепыхался. Что с ним делать будем. - А, что ты сделаешь из одного вальдшнепа? Если бы ты гуся так поймал. Или утку… Отпускай. На кой он нам,- проворчал Олег. Я вытянул руку и, насмерть перепуганная птица, которая до этого удивлённо разглядывала меня растворилась в темноте. Не прошли мы и тридцати шагов, как история повторилась. Только на этот раз с дороги поднялись два вальдшнепа. Олег хотел поучаствовать в ловле, но ему не повезло. Может просто не сильно хотел такой добычи. Конечно… Приехать в Чухломские леса за медведем и ловить ночью вальдшнепов руками мало радовала его. А, меня это развеселило. Очередной куличок смирно сидел в руках и с таким же любопытством разглядывал меня, силясь понять,- что и как? - Ну, что с этим делать? - Что, что… Отпускать. Зачем тебе нужен один вальдшнеп? Вот, если бы того не отпустили, так было бы уже два. А, сейчас опять один. Ни туда, ни сюда. - Второй на тебя поднялся. Мог поймать и было бы два… Третий день сидим в лесу и вся еда, колбаса да тушёнка. Так бы хоть похлёбку сварили… - Ну сварили бы. Только сначала щипали бы в темноте, а потом варили. Через пару часов за стол сели бы. А, колбаску положил на кусок хлеба, рюмочку хлопнул. Закусил и можно спать ложиться. Устал я сегодня и вымок на сквозь. Но Олегово нытьё оборвали хлопанья крыльев. Снова взлетела пара. Я уже знал, что делать и легко схватил летящего вальдшнепа за длинные ноги. Второй на Олега уже полетел. Ушёл боком. Снова в руках сидела птица. Тёплая и напуганная. Но на меня она смотрела скорее с любопытством, чем, со страхом. Впереди, в свете фонарей показалась наша берлога. Уже не спрашивая совета своего друга, я подбросил птицу над землёй и, она, как ни в чём не бывало, спокойно полетела дальше по своим делам. Ещё один ужин, скрасил нашу дикую жизнь. Лёгкий ночной ветер без особых стараний, разогнал облака и осветил лес лунным светом. Но, больше не хотелось сидеть на лавке. Было обидно, что так сложилось. Попросту не повезло. Вернувшись в натопленную бытовку, мы молча легли спать. Утром, собравшись, мы вынесли вещи на улицу и уселись на лавке в ожидании трактора. День был ясный и солнечный. Олег хлюпал носом. Простыл похоже. Я вроде как чувствовал себя нормально. С тоской думал об обратной дороге. Мы рассказали егерю про секача, медведицу с потомством и, как руками ловили вальдшнепов, а он хитро улыбался и, как мне показалось, ничему не удивлялся. Про вальдшнепов сказал просто. - Мы их хворостинами бьём. - Это как? - в один голос поинтересовались мы. - Очень просто. Режешь хворостину метра два и с фонариком по дороге. Они на свет летят. По шеям и в сумку. Ну, это так школяры развлекаются. Детская забава… Встав в хвост в несколько километров на подъезде к мосту, мы с тоской смотрели в окна и пытались, хоть чем-то себя развлечь. Но, разговор всё время сводился к одному. Приехав, чёрт знает куда, поймали руками трёх вальдшнепов. Пожили в прокуренной бытовке. Видели вепря, но пропустили… Дождались выхода медведицы, только вышла она с медвежонком. Вымокли, простыли, а теперь домой… Поохотились на славу.

Запишите и меня пожалуйста. Куда отправить паспортные данные?

Здравствуйте. Запишите и меня пожалуйста.